Твердые и полутвердые женские головные уборы народов Поволжья

В течение XIX и начала XX века общеобязательным женским головным убором служило матерчатое покрывало. Но носилось оно обычно в сочетании с твердым высоким головным убором. Иногда же покрывало совсем сливалось с твердым остовом, образуя единый шапкообразный головной убор. Наиболее распространенным материалом для твердого остова в последние десятилетия XIX и начале XX века был картон или твердо простеганный и проклеенный мукой холст. Ясно, что картон и холст не были старинным материалом, они пришли на смену кое-где еще сохранившемуся древнему материалу — лубу. Из луба делался остов старинного головного убора удмуртов «айшона» и старинного головного убора марийцев «шурка». Айшон удмуртов можно, видимо, считать одним из наиболее старинных женских головных уборов у народов Поволжья. Он выходит из употребления к половине XIX века. И. Н. Смирнов писал, что в 80-х годах айшон носился в Малмыжском и северной части Сарапульского уездов в форме высокого берестяного цилиндра, а в Елабужском и южной части Сарапульского уездов в форме берестяного конуса, в верхней части которого вставлялся острием другой маленький конус, который накрывался большим расшитым платком с бахромой. Надевался айшон, по описанию И. Н. Смирнова, на круг, свитый из полотенца, напоминающего чувашский сурпан, марийский шарпан¹. Концы этого полотенца спускаются по спине и прижимаются поясом. Наружная часть айшона обшивается материей и украшается монетами и раковинами-ужовками. Гр. Верещагин описывает айшон Сарапульского уезда как берестяную конусообразную шапку, на которую «надевается такой же конусообразный колпак и спереди этот колпак украшается или вернее покрывается серебряными монетами от 10 руб. и более»². Судя по описанию, здесь верхний матерчатый покров был отделен от берестяной шапочки и одевался сверху. На весь убор в целом нашивался четырехугольный платок с бахромой - «сюлык». И. Н. Смирнов считает, что айшон напоминает марийский старинный убор «шурка». Айшон в Сарапульском уезде надевался на невесту, с соблюдением обрядового ритуала, во время свадьбы и носился женщиной первые три года после свадьбы. Волосы женщина в это время еще причесывала по-девичьи, в одну косу, но прикрывала сверху «чалмой» - холщовым полотенцем, аналогичным чувашскому сурпану. По прошествии трех лет молодая приглашала в баню пожилых женщин и просила переменить ей прическу, заплетая по-бабьи волосы на две косы, завитые около ушей возвышениями, наподобие рогов. Сверху такой прически одевался уже не высокий головной убор, а треугольный платок «пель кышет».

Паллас так описывает удмуртский айшон: «Кусок бересты в пядень вышиною сгибают по мере головы в полуцилиндр. Назади мягким куском корки связываются, а внутри деревянною дужкой и поперечным деревцом укрепляются и совокупно держатся; на верхнем краю нашита другая — двойная, сзади к поперечнику деревцом укрепленная, четырехугольная, почти в пядень высокая березовая корка и так утвержденная, что несколько вперед выдается и по обеим сторонам назад пригнута. Сию верхнюю корку прикрывают обыкновенно красным, а нижнюю иным сукном, а сверх того укладывали последнюю сплошь копейками и оловянными бляшками. Сей в две пядины вышины головной убор «айшун» пришитым назади ремнем на голове укрепляют и, несколько выдав его вперед, наподобие гренадерской шапки носят. Наибольшую важность придает сему головному их украшению в локоть величиною четырехугольное сукно, которое по краям и по углам красными и синими кофейными нитками вышито, а в середине в четырехугольный узор украшено и вокруг в палец шириною полосками синими, красными и белыми шнурками обложено бывает»³. В. Н. Белицер безусловно права, когда указывает на сходство айшона удмуртов с головным убором луговых мари, носящим название «шурка»⁴.

Шурка представляет собой высокий, сделанный из луба конус, зашитый материей, украшенной вышивкой, и покрытый раковинами-ужовками, монетами и жетонами. Он одевается на темя женщины так, что волосы ее надо лбом и на висках остаются открытыми. Сзади к головному убору прикреплена длинная полоса холста, опущенная на спине до пояса, покрытая монетами и раковинами, совершенно так же, как хвост хушпу у чуваш.

Матерчатый хвост головного убора является накосником, заменившим футляры для кос, сделанные из луба, которые встречаются нам в археологических материалах района Поволжья, где они пользовались достаточно широким распространением. Материя заменила в этом случае луб, как материя же покрыла и лубяной остов головного убора.

Характерное отличие всех высоких и твердых женских головных уборов в том, что они не прячут волосы замужней женщины, приближаясь в этом к девичьим головным уборам.

Высокий твердый конусообразный женский головной убор встречался также у казахов и у казанских татар, как это описывают авторы XVIII и XIX столетий ⁵.

И. Г. Георги о казанских татарах пишет, что они «покрывают голову шапкою, у которой бывают обыкновенно великие ушки, а верх чешуйчато устлан монетами⁶. К. Фукс пишет, что казанские татарки носили конусообразные унизанные монетами шапки.

Г. Ф. Миллер приводит рисунок кунгурской татарки в шлемообразной чешуйчатой покрытой монетами шапке, с длинным и широким хвостом по спине, говоря, что шапка эта «сходствует с казанской татарской»⁷.

А. Левшин описывает в начале XIX в. следующий головной убор у казахов: «Головной убор замужней женщины состоит из высокой шапки, представляющей усеченный конус. Верхняя часть оной обертывается большим кисейным, шелковым или полотняным покрывалом, которого середина спускается клином на спину, а концы — на плечи; на лоб под покрывалом подвязывают накладку, обшитую мехом выдры и украшенную золотыми или серебряными бляшками, жемчугом, кораллами, а иногда и драгоценными камнями. Нитки с сими украшениями висят по щекам, плечам и груди до пояса, а иногда и до земли» ⁸.

В коллекциях Государственного этнографического музея в Ленинграде мы имеем высокий твердый, башнеобразный и покрытый парчой головной убор казахов, который описывается, как убор невесты.

Проф. Н. И. Воробьев считает подобный башнеобразный женский головной убор характерным для всех тюркоязычных народностей, не разделяя его на суживающуюся конусообразную или идущую цилиндрически, подобно митре, шапку, какую встречаем в женском головном уборе туркмен.

Но подобный твердый высокий головной убор, надетый на открытые волосы женщины, имеет более широкое распространение, чем только среди тюркоязычных народностей.

Мы рассмотрели подобный головной убор финно-угорских народов — удмуртов и мари. Можно ли считать его у них заимствованием от соседей тюрков? Думаем, что он гораздо более древнего происхождения, чем современные головные уборы тюркоязычных народов. К этим же высоким головным уборам, сделанным из бересты или луба, относится «панго» мордвы-эрзи, Кочкуровского района Мордовской АССР. В с. Напольной Тавле данного района в 1934 г. нам рассказывали, что еще лет 5 назад молодухи по праздникам одевали панго. Оно делалось из луба в форме усеченного конуса высотой 26—27 см и покрывалось красной шерстяной материей. Передняя, возвышенная над лбом часть — «панго коня»— украшалась рядами цветного бисера и двумя рядами медных цепочек.

Верхняя часть - «панго пря» - была покрыта только красной материей, а спускавшийся на шею позатылень украшался бисером и блестками. Волосы поднимались под панго, но спереди и около висков оставались видными. На уши одевались наушники - «поля пря» - пушки из гусиной гузки⁹.

По словам показывавшей мне панго старухи Авдотьи Трифоновой, в старину верх панго был совсем прямой потом же стали носить несколько нагибая его вперед. В будние дни панго уже давно не носили, а одевали покупной платок. Волосы при этом продолжали поднимать наверх, заплетая в две косы, скрученные на концах положенной от уха к уху дощечки. Они скреплялись холщовым волосником, образуя подобие рогатой кички, и сверху покрывались покупным платком.

В других селах этого района панго бросили носить уже давно. На волосы, причесанные так же, как в с. Напольной Тавле, и покрытые волосником, одевают головной убор «косинка», описанный нами выше.

В с. Сабаеве, по рассказам, панго были не такой формы, как в Тавлах, а со срезанным конусом; нам не удалось найти ни одного экземпляра, их бросили носить в начале XX в. Сколько можно судить по рассказам, этот убор приближался к панго мордвы-мокши южной части бывш. Краснослободского и северо-западной части бывш Наровчатского уездов, описанной Н. И. Спрыгиной во 2-м варианте костюма пензенской мордвы-мокши ¹⁰.

Термин «панго», «панга» употребляется для очень разнящихся между собой типов женских головных уборов и встречается как у мокши, так и у эрзи, хотя П. Д. Степанов считает, что для саратовской мордвы название «панго» характерно для мокши ¹¹.

К типу цилиндрических головных уборов относится и «златной», праздничный головной убор мордвы быв Спасского уезда Пензенской губ., описанный Н.И. Спрыгиной ¹².

Он имеет, как и сорока, твердое основание из проклеенного холста, заменившего луб, от которого сохранились только полоски служащие каркасом. Основание это имеет форму цилиндра из полосы ткани шириной в 24 см и застегивается так, что образуется на голове как бы цилиндрическая корона. Твердая холщовая основа обтянута сверху шелковой материей темно-красного цвета. К лобной части пришита парчовая, шитая золотом, полоса — покупной, монастырской работы, — «златной-коня». С изнанки златной подшит светлым ситцем. Задняя часть его сделана несколько выше передней, и к ней прикреплены 4 павлиньих пера, торчащих над передней частью. Под златной, прикрывая открытую макушку, одевался холщовый чепец-волосник с вставленной спереди для крепости дощечкой.

Характерная, сближающая с башнеобразными головными уборами черта златного в том, что сзади к нему прикрепляется хвост — «пулоньок», спускающийся вдоль спины и состоящий из двух скрепленных снизок раковин-ужовок — «кумрят» — и длинной кисти шелковых нитей малинового, желтого и зеленого цвета.

Башнеобразные уборы, как увидим ниже, часто имеют хвост-лопасть, укрепленную у пояса, которая восходит к накосникам, покрывавшим спущенные волосы.

В быв. Темниковском уезде у мордвы-мокши под тем же названием «златной», происходящим, по-видимому, от золотого шитья в налобной части убора, бытовал убор, приближающийся к сороке. Это — трапециевидный скошенный кверху холщовый мешок, опускающийся своей задней частью на шею позатыльником, как и сорока ¹³ .

Аксель Гейкель привел в табл. XIX высокий цилиндрообразный головной убор мокшанки из с. Каргаши быв. Тамбовской губ. Точно такой же головной убор имеется в моршанской коллекции МАЭ (№ XII) и в коллекции ГМЭ.

Он представляет собой высокий, сделанный из картона цилиндр без дна, перед которого украшен горизонтально идущими полосами позументов и розеток, а задняя сторона прикрыта спускающимся на спину шелковым платком. Верх цилиндра под платком сшит крупными стежками; из-за сшитых краев цилиндр имеет сплющенную с боков форму, а спереди кажется несколько расширяющимся вверху . В коллекции ГМЭ он помечен как свадебный головной убор мордвы-мокши. Этот мордовский головной убор чрезвычайно схож с головным убором болгарки XVII века, зарисованной английским путешественником Эдуардом Брауном. Другое описание старинного болгарского женского головного убора дано бельгийцем Ogier Ghiselin de Busbecg, направлявшимся в 1553 г. через Болгарию к турецкому султану Сулейману. Он пишет: «Удивительное в их одежде — это башневидные шапки или чепцы, если можно так назвать, имеющие необычайную форму. Они сделаны из соломы, перетканной нитями и по фасону противоположны шляпам наших поселянок, которые расширяются книзу и суживаются пирамидой кверху. Тут (в Болгарии) шляпы уже внизу и искривляются вверх, возвышаясь на высоту девять пача (0,22 м) над головой. В направлении к небу они широки и отворены так, что совершенно негодны защищать от дождя и солнца, как это делают наши шляпы. От верху до низу они покрыты мелкими монетами, разноцветными стеклышками и всем, что блестит»¹⁴.

В северо-западной Болгарии, в Ломской околии, подобный убор, сохранившийся в качестве свадебного еще в XX в., описан С. Л. Костовым. В селе Погорелец С. Л. Костов заснял старинную венчальную шапку, которая имела 20 см высоты, вверху 26 см в диаметре, внизу 17 см в диаметре. Она была горизонтально обшита золотыми и красными полосами материи, бисером, раковинами-ужовками и металлическими блестками. Сзади, как видно по фотографии, на спину свешивалось длинное покрывало, оканчивающееся бахромой. Называлась эта шапка «луб»¹⁵.

Рассматривая археологические материалы Причерноморья, на золотой пластинке из женского погребения кургана Карагадеуша, в низовьях Кубани, мы видим изображение женщины в высоком, остроконечном головном уборе, на который накинуто сверху покрывало, украшенное золотыми бляшками. М. И. Ростовцев и П. К. Степанов считают этот убор культовым, принадлежащим скифской богине. Аналогичный остроконечный убор они восстанавливают по находкам Девеевского и Рыжановского курганов ¹⁶. Г. И. Боровка, полемизируя с ними, считает, что в скифско-сарматской культуре было два женских головных убора: остроконечный и цилиндрический, калафообразный. Оба принадлежали изображениям той же богини. «Мы точно не знаем ее имени, она в разных местах носила разные названия, но сущность ее всегда одна — это Великая Богиня-мать, возглавлявшая не один древний пантеон»,— писал Г. И. Боровка ¹⁷. Он считал, что остроконечный твердый, сделанный из кожи или войлока головной убор характерен для хеттской культуры, и ее влиянием объясняются критские культовые статуэтки богинь в высоких остроконечных уборах. Для нас в данном случае неважно, откуда идет этот убор и как расшифровывают его происхождение археологи, так как интересен самый факт существования двух типов высокого головного убора в Причерноморьи в скифскую эпоху. Реконструкция этого убора, сделанная Г. И. Боровка, создает большое сходство формы с женским головным убором марийцев — шурка и удмуртов — айшон.

П. К. Степанов в истории русской одежды указывает на связь изображения на золотой пластинке Карагадеушского кургана с русским кокошником ¹⁸. Но, несомненно, с гораздо большим основанием можно говорить о связи его с высоким остроконечным головным убором народов Поволжья, не только по форме, но и по традиции украшать такой головной убор металлическими бляшками и подвесками. Был ли сделан убор чертомлыцкой царицы и царицы из Карагадеушского кургана из кожи, трудно решать. Весьма вероятно, что в традиции степных скотоводческих культур его делали кожаным. У племен, где культ великой богини земли связывался с культом растительности, ее убор делался из луба. Наряду с остроконечным убором, существовал и цилиндрический, даже несколько расширяющийся вверху головной убор. Б. А. Рыбаков в статье «Древние элементы в русском народном творчестве»¹⁹ приводит рисунок из Рязанской кормчей книги XVI в., изображающий женщину с птицами в руках. На ней высокий, несколько расширяющийся вверх головной убор. Б. А. Рыбаков считает, что это изображение великой богини — Берегини. Культ великой богини, матери всего живого, земли, как пишет Б. А. Рыбаков, поддерживая точку зрения, высказанную еще В. И. Городцовым, был очень широко распространен, следы его сохранились до XX века в образах народного искусства. «Русский Север сохранил не только древние былины о киевских богатырях, но и еще более древние языческие сюжеты в изобразительном искусстве»²⁰. В представлениях древних художников, установивших канон изображения великой богини, образ ее неизменно сливался с символами жизни и плодородия, например с деревом. Иногда фигура женщины заменяется деревом. Вместо богини-земли в вышивках изображается священное дерево и перед ним всадники или кони. Береза была священным деревом, и связанные с березой весенние игрища тоже относятся к культу великой Берегини-земли²¹. Если принять, что связанный с культом растительности образ женщины в севернорусской вышивке связан с древним культом великой богини, что элементы культа этой же богини прослеживаются на архаических формах глиняных игрушек, как писал Л. А. Динцес²², можно достаточно ясно объяснить памятью этого культа великой богини, изображавшейся всегда (вплоть до русских вышивок) в высоком башнеобразном головном уборе, те башнеобразные головные уборы, которые мы встречаем у болгарок (Дунай, по данным археологии, был одним из мест особого почитания великой богини) и у народов Поволжья.

Т. А. Крюкова в докладе, читанном в 1935 г. в Комиссии орнамента и одежды Русского географического общества, сообщала, что у марийцев береста была священным предметом и служила оберегом при обрядовых празднествах. Это связывается с культом растительности и, вероятно, с культом матери всех растений. Поэтому весьма вероятно, что лубяной остов высоких женских головных уборов служил не только для твердости, но имел и священное значение, связанное с культом великой богини. Мы не знаем, из чего сделан был ее головной убор. На изображениях, найденных археологами в захоронениях, и на этнографическом материале мы имеем две фактуры для высокого и твердого женского головного убора: 1) растительную: солома и луб — у болгарок, луб, береста — у мари и удмуртов; 2) кожаную на твердых женских головных уборах чуваш «хушпу», на туркменских высоких башнеобразных головных уборах. На кожу непосредственно нашивались монеты и бисер. На лубяной убор их трудно прикрепить, и он обшивался сначала материей, к которой уже прикреплялись раковины-ужовки, бисер, монетки. Сверх этого плотно зашитого в материю лубяного остова накидывалось еще опускающееся на спину покрывало. Волосы оставались открытыми спереди. Следует отметить еще одну особенность высоких головных уборов, о которых упоминается в описаниях: это или свадебный убор, или убор молодой женщины, который она носит в первые годы замужества. Удмуртки носят айшон первые три года , у мордвы есть особая свадебная шапка , у болгарок «луб»— свадебный головной убор, у казахов высокая башнеобразная шапка тоже отмечена как свадебный наряд. Эта особенность высокого головного убора вызывает следующие мысли: 1) ритуальный свадебный головной убор является обычно более древним и связанным с культом, естественно, что тут сохраняются культовые пережитки, относящиеся к богине плодородия, жизни, материнства; 2) положение молодой женщины после брака и до рождения ребенка отличается некоторыми особенностями: она еще не вполне порвала со своим родом, не вполне потеряла свою свободу, именно в этот период она и носит высокий головной убор, сохранившийся от времен культа богини. Когда она окончательно входит в род мужа, теряя свою свободу, она закрывает волосы в знак подчинения чужому роду.

Другой тип головного убора, на который молодая марийская или удмуртская женщина сменяет башнеобразный с лубяным или деревянным остовом убор, — это головной убор, чрезвычайно распространенный среди многих народностей Восточной Европы, носящий название «сорока». Он состоит из твердого остова, сверху покрытого куском ткани. Сорока имеется у многих групп русского населения, у ряда народностей Поволжья, у тверских карел, у ленинградских ижор. Проследим ее варианты.

Марийские женщины носили головной убор, состоящий из широкой лубяной дощечки, обшитой вышитым шерстью холстом и прикрепленной к мягкой шапочке из холста, плотно облегающей и закрывающей волосы. На дощечку, прикрывая холщовую шапочку, одевался треугольный вышитый платок из холста, скрепляемый под подбородком. Весь убор в целом носил название «сорока»²³.

У русской мещеры бывш. Спасского уезда Пензенской губ. сорокой назывался не весь убор в целом, а, как сообщили нам во время полевых этнографических исследований в 1928 г. в селе Кириллове, выкроенная по твердому остову матерчатая часть головного убора. Остов — рогатая кичка, состояла из такой же, как у марийцев, мягкой, холщовой шапочки — волосника и передней твердой части, сделанной из лубяной обшитой холстом полоски и двух деревянных палочек, образующих над лбом высокие рога. На эту твердую часть одевался выкроенный по форме рогов чехол из красной материи, передняя часть которого была покрыта вышивкой, а сзади прикреплен бисерный позатылень. К рогам привязывались пучки красной шерсти — «махры». Сверху всего этого к рогам прикреплялся еще холщовый платок с красной шелковой бахромой и вышивкой шелками и шерстью, носивший название «ширинка». Перестали носить этот старинный головной убор в конце XIX в., и нам удалось восстановить его лишь по разрозненным частям.

На смену высокой рогатой кичке пришла в с. Кириллове более низкая кичка с твердым возвышением из проклеенного холста над лбом, сверх которой надевалась сорока, выкроенная соответственно этому остову.

Н. И. Лебедева, описывая одежду женщин в верховьях Десны и Оки, тоже отмечает, что сорока является частью кичкообразного женского головного убора, куском материи, которую выкраивают по форме твердого остова головного убора и надевают на остов. Она различает три группы сорок: а) с прямоугольным дном, б) с овальным и в) с дном и околышем, вырезанным по форме рогов на деревянном остове «кичке» ²⁴.

Д. К. Зеленин считал сороку общерусским головным убором замужней женщины, указывая, что сорока развивалась из «наметки», т. е. головного полотенца. «То обстоятельство, что наметка сохранилась у великорусов и в более чистом виде, нисколько такому предположению не мешает. Дифференциация со временем одного и того же убора в разных направлениях — явление нередкое»²⁵,— писал он.

С обычной тщательностью подбора материала, Д. К. Зеленин приводил различные формы сороки, показывающие ее развитие от куска материи с пришитыми к нему завязками, что представляла собой рязанская сорока, до сшитых почти в форме твердых шапочек сорок бывш. Дмитровского уезда Курской и бывш. Нижнедевицкого уезда Воронежской губ.²⁶. Вышедшая в том же году работа Н. И. Лебедевой давала еще более развернутый тип сороки для некоторых сел верховьев Десны и Оки, где она почти сближалась с мордовской «косинкой» Кочкуровского уезда Мордовской АССР, описанной выше.

У мордвы Теньгушевского района Мордовской АССР в 1928 г. нам удалось наблюдать головной убор «сорока». Он состоял из холщового полотнища, перегнутая часть которого зашита, образуя как бы мешок. Углы этой части подогнуты и скошены. Эта часть образует перед головного убора. Под ней простеган плотный прямоугольник «лопатка», а сверху на полотнище нашиты ряды золотого позумента «мошара». По нижнему краю полотнища тоже идут два ряда позумента и между ними вышивка «сорокань-коня». С боков пришиты холщовые завязки «сорокань-пилеть».

Покрывая голову, то же полотнище холста в 70 см длины свешивалось на спину. На него нашиты: I) прямоугольный слой шелковой материи со строчкой желтой шелковой ниткой, 2) прямоугольник (48X22 см) из белой бумажной материи, окаймленный шерстяной вышивкой с блестками и двумя рядами позумента. Вдоль всего полотнища пришивалась красная бахрома.

Одевали этот убор замужние женщины так, что надо лбом возвышался прямоугольник из позумента, сложенные края его, охватывая голову, завязывались на затылке, а по спине спускалась длинная хвостовая часть.

У мордвы-эрзи быв. Темниковского уезда бытовал головной убор «сорока», представляющий более простой вариант вышеописанного убора. Это был кусок холста, в верхней части сшитого, как мешок. Боковые стороны его загибались назад и связывались тесемками над лопастью, спускающейся до поясницы. Лобная часть украшалась мишурной тесьмой и блестками. Затылочная часть была украшена горизонтально расположенными лентами и блестками. Спускающееся на спину полотнище отделано каймой из шелковой вышивки, мишурной тесьмы, блесток, а также обшито красной шерстяной бахромой²⁷.

Описывая головные уборы саратовской мордвы, П. Д. Степанов сообщает» что термином «сорока» обозначается головной убор, обычно наряду с термином «панга», «шлыган», и «пряс патя», причем автор считает возможным, что это лишь пояснительный термин, данный собирателями²⁸. К сожалению, приводимый П. Д. Степановым материал неясен из-за применяемого им типологического метода, классифицирующего вещи по формальным признакам.

Г. С. Маслова описала головной убор «сорокка», который носили тверские карелки. Она состоит из трех частей: 1) нижняя часть «самчури» или «веркож» — сборник из холста со вставленной в него дощечкой, которая поднимается надо лбом, 2) собственно «сорокка», очелье, передняя украшенная вышивкой часть убора, 3) «зательникка»— задняя часть, покрывающая темя и затылок²⁹.

У крещеных татар Закамья был распространен головной убор «сюреке», не только по названию, но и по форме сходный с сорокой. Он также состоит из трех частей, из которых две аналогичны карельской или марийской сороке: 1) холщовый чехол «меленсик», иод который прятали волосы. К передней части его прикреплялась дощечка из луба или дерева, стоявшая вертикально поперек головы. 2) Полоса ткани, покрытая вышивкой или узором из шнуров, которую плотно прикрепляли завязками к дощечке меленсика. Верхний край этой полосы сшивался с куском ткани 80x20 см, который покрывал темя, затылок и, спускаясь на шею, оканчивался бахромой или вышивкой. Эта вторая часть называлась «сюреке», как и у других народов сорокой называлось одетое по форме твердого остова вышитое покрывало. В отличие от марийской сороки, у крещеных татар имелись и 3) наушники — чичеге — в виде двух кусков бересты, покрытых снаружи мелкими монетами³⁰.

Проследив головной убор носящий название «сорока», у разных народностей, мы находим подтверждение мнению Д. К. Зеленина, что «сорока» произошла из мягкого куска материи, покрытого вышивкой и надетого на твердый головной убор. Постепенно, все более и более скрепляясь с ним, она принимает почти форму шапки, приспосабливаясь к форме каркаса, на который надевается. Уточняя дальнейшее положение Д. К. Зеленина, благодаря наиболее примитивному прототипу сороки, который мы встречаем в чувашской чалме, татарском эрпэке или косинке кочкуровской мордвы-эрзи, мы можем сказать, что произошла она не из полотенчатого убора типа намитки, а из треугольного покрывала, имеющего такое же широкое распространение у народов Восточной Европы, как и прямоугольная намитка. Связь треугольного покрывала казанских татар эрпэка с сорокой почувствовал и Н. И. Воробьев, указывая, что «в редких случаях битлек пришивался к эрпэку наглухо, и тогда налобная часть эрпэка напоминала кряшенский убор сюреке, только мягкий»³¹. Д. К. Зеленин, считая сороку великорусским головным убором, связывал ее название с птицей сорокой. «Самое загадочное в сороке,— писал он,— это ее название, совпадающее с именем известной птицы». Он пытается объяснить названия затылочной части сороки, «хвост», и боков ее, «крылышек», связывая все с птичьим названием. Но, как мы видели, этот головной убор имеет гораздо более широкое распространение и не может быть отнесен только к южным русским: он бытовал у многих народностей, и нет основания считать его именно русским. Корень «сор», «cap», «сур», как мы уже говорили³² , встречается не только в названии головного убора — «сорпан», «шарпан», но и в названии вышитых кусков ткани, прикрепляемых к поясу, «сара», и в одежде — «сорочка», «сарафан». Рассмотрение этого корня приводит нас к понятию покрова, платка, покрывала, покрытого вышивками и служащего оберегом. Это делает нам понятным и название женского головного убора саратовской мордвы «шолыган», «шлыган», которое приводит П. Д. Степанов³³. «Г» заменило здесь «К», «Ш» заменило «С»: «шлык», «шлыкан», будет то же, что «слык» и «солыкан», увязывается, как и сорока, с корнем «cap», обозначающим покров. «Шлыган», очень напоминающий по форме сороку, является тем же убором, но с названием, произносимым в другой огласовке. Отсюда и русский старинный головной убор «шлык» и казахский «баш-шлык», т. е. «головной покров».

Название старинного марийского головного убора «шурка» несомненно восходит к этому же корню. Причем замена звука «С» звуком «Ш» в марийском языке происходит очень закономерно: вместо чувашского «сорпан»— у марийцев «шорпан», «сюльгам»— у марийцев «ширкама», «масмак» — у марийцев «машмак» и т. д.

Но несмотря на название, связывающее его с разобранной нами сорокой, сам головной убор шурка представляется нам гораздо более древним, чем сорока, утерявшим имя вместе с утерей значения, бывшего у высоких головных уборов на предыдущем этапе развития.

«Этнографические данные можно сравнить со снимком с нескольких совмещенных негативов или с кладом, в котором накоплены монеты разных эпох», как очень удачно выразился Б. А. Рыбаков³⁴. Часто они сохраняют бытующими в одной эпохе или наслаивающимися друг на друга явления, принадлежащие к совершенно различным этапам, предметы, созданные в разных социальных образованиях. Жизнь предмета и его название часто при этом расходятся, как отмечал Б. А. Куфтин³⁵.

Высокий головной убор марийцев, оставляющий открытыми на висках волосы замужней женщины, возник до закрепощения ее патриархальным родом. В первой главе II части мы привели достаточно, как нам кажется, убедительный материал, показывающий, что требование закрыть волосы замужней женщины выросло из стремления уберечь от ее магической силы чужой род, в который она вступает при патриархальном браке, а также как знак ее подчиненного положения в этом чужом роде. Покров, вышитый магическими знаками, должен в этом случае не столько охранить силу женщины, сколько хранить от этой женщины — чужеродки — род мужа. Требование закрывать волосы, чрезвычайно императивно проводимое на головных уборах русского населения, на головных уборах татар и чуваш, не выполняется на высоких головных уборах удмуртов, мари и мордвы, сохранивших наиболее древние формы, связанные с культом растительности по своей фактуре и сохраняющие прямое сходство со скифо-сарматским женским убором.

У удмуртов поверх головного убора айшона, оставляющего волосы открытыми, прикрепляется покрывало «сюлык», закрывающее плечи и спину. Высокий твердый головной убор, оставлявший волосы женщины открытыми, видимо, относится к пережиткам материнского рода. Стоит отметить, что в идеологии удмуртов и мари сильнее, чем у других народностей Поволжья, намечаются следы материнских родовых отношений.

Матерчатое покрывало на высоком головном уборе появилось позднее, как того требовала идеология патриархального общества, стремившаяся обезопасить род мужа от магических сил чужеродки и подчеркнуть порабощенное положение этой чужеродки*.

«Сюлык» удмурток делался из тяжелой парчовой ткани с растительным орнаментом и обшивался бахромой. Он употреблялся и в качестве покрывала на айшон, и в качестве свадебного покрывала невесты. «Термин «сюлык» («солык»)— видоизмененный термин «яулык», которым казанские татары называли платок, надевавшийся непосредственно на волосы, в отличие от шали, покрывавшей головной убор или нижний платок. Употребление сюлыка в качестве покрывала на айшон сближает его с вышитыми казахскими покрывалами, которые носили с высоким головным убором — саукеле», — писала В. Н. Белицер ³⁶. Для нас неясно, можно ли сближать его с яулыком, но несомненно, что его можно сблизить с марийским и чувашским вышитым свадебным платком «сулак»³⁷, а также, быть может, и с чувашским и марийским свадебным покрывалом невесты «пёркенчёк», «вургенчик».

Высокий башнеобразный головной убор в Поволжье дает ряд вариантов, сохраняется, как рудимент, в различных уборах. Словесный термин в головных уборах, как мы видели в одежде и украшениях, часто переносился с одного предмета на другой.

Шурка мари отражает целый ряд моментов в истории этой народности. Связанным с шуркой, но, пожалуй, сохранившим еще более архаические формы убором является, с нашей точки зрения, головной убор марийских замужних женщин «шымакш» или «тюрик». А. Маннинен выводил его из капюшона-накомарника, который он считает наиболее древним, свойственным в равной степени мужчинам и женщинам, головным убором, выросшим из чисто производственных потребностей — защитить затылок и шею человека от комара и гнуса. Такие накомарники до сих пор носятся зырянами-охотниками. Но связь с накомарником не дает никакого объяснения прикреплению холщового колпачка-тюрика на берестяный конус, покрывающий связанные в пучок волосы женщины, закрепленные на лбу или на темени. Остаются непонятными и причины, почему оставляют открытыми волосы на лбу и висках, так что тюрик, в сущности, не защищает голову. Остов тюрика — это небольшой берестяной конус, прикрепленный к волосам женщины так, что волосы на лбу и висках остаются открытыми. Волосы свертываются узлом почти на макушке и тут прикрываются берестяным конусом, на который надето холщовое, почти сплошь покрытое вышивкой полотнище. Оно покрывает затылок женщины и спускается на спину. Берестяной конус по форме напоминает уменьшенный во много раз берестяной же башнеобразный головной убор, целиком скрывшийся под накинутым на него покрывалом. «Являясь одним из древнейших типов головных уборов — роговидных (терминология узора вышивки верхней части подчеркивает трактовку его как рога) — тюрик в прошлом имел большое распространение среди марийского населения», — писала Т. А. Крюкова³⁸. Характер вышивки шерстью на этом головном уборе, его расцветка, покрой и способ ношения поразительно схожи с македонским головным убором «сокаем». Такое близкое сходство не может быть случайным и указывает на какую-то очень старую связь между этими головными уборами, связь, для расшифровки которой у нас пока не имеется данных³⁹.

Представляется довольно правдоподобным связать берестяную шапочку тюрика с такой же конусообразной маленькой шапочкой, носимой женщинами на темени, которая входит в сложный башкирский головной убор «кэлэпуш» под названием «тубэ»⁴⁰. По мере того, как исчезает из сознания первоначальное значение высокого лубяного женского головного убора, лубяной остов теряет всякое самостоятельное значение, прикрываясь матерчатыми головными покрывалами.

В сороке, как мы видим, лубяной остов сохранился в виде доски или рогов, расположенных на лбу и приподнимающих покрытый материей головной убор. Рога этого остова не связаны непосредственно с башнеобразным убором, имея другое, не менее древнее происхождение, но процесс потери остовом самостоятельного значения и укрытие его покрывалом из ткани одинаков. Претерпевая дальнейшие изменения, твердый остов постепенно теряет свои лубяные части, заменяя их проклееным до полной жесткости холстом. В сороке твердая налобная часть скрепляется с холщовой шапочкой, прячущей волосы и служащей самым нижним, исподним убором, на который одевают вышитое покрывало.

Мы рассмотрели высокие твердые женские головные уборы с лубяным остовом. Есть еще твердый головной убор, остовом которого служила кожа, на нее нашивались монеты и бисер. Это женский головной убор чувашек — «хушпу». Выше мы упоминали, что в старину хушпу был обязательным для каждой замужней женщины головным убором, без которого она не могла показаться на улицу. Об этом сообщают П. С. Паллас⁴¹ и все писавшие о чувашах авторы XVIII и XIX вв., называя его то «фушпу»⁴², то «кашпал»⁴³, то «хошпа»⁴⁴, то «хушпу». Они дают весьма разноречивые сведения об этом уборе, то описывая его шлемом⁴⁵, то «колпаком» бестулейным ⁴⁶, то в виде усеченного конуса ⁴⁷.

Гравюра, приведенная у П. С. Палласа, изображает чувашку в головном уборе в виде довольно высокого конуса, в отверстии которого хохлом торчит конец сурпана. Верхняя часть убора покрыта «корольками» — бисером, а нижняя — зашита монетами.

Форма хушпу сильно варьирует по районам. Основные группы следующие: 1) невысокий кожаный цилиндр без дна, сплошь зашитый монетами, с несколькими рядами бисера у лба и по верхнему краю; 2) довольно высокий, до 20 см, полый кожаный конус, также зашитый монетами; 3) шлемообразная шапка, остов которой сделан из толстой простеганной материи, на которую нашиты монеты.

Знаток чувашского быта Г. И. Комиссаров отмечал, что существуют различные типы хушпу у чуваш анатри и анат енчи. По коллекциям Государственного этнографического музея в Ленинграде можно также отметить существование трех типов хушпу, к сожалению, без достаточно точного обозначения мест, откуда они приобретены.

К 1926—27 году, во время нашей этнографической экспедиции в Чувашской АССР, хушпу сохранилось только кое-где, причем, по рассказам, оно еще бытовало до 1920—21 гг., когда голодные годы в Поволжье заставили спороть с головных уборов серебро и реализовать его.

В Чебоксарском уезде в 1926—1928 гг. хушпу уже не встречалось. В Шибылгинской и Шихазанской волостях Цивильского уезда хушпу перестали носить в качестве свадебного головного убора в начале двадцатых годов, но оно еще сохранялось по сундукам.

Н. А. Резюков, участник нашей этнографической экспедиции, зарисовал в дер. Ближние Сормы Шибылгинской волости хушпу в виде невысокого цилиндра (см 25 высоты, 23 см в диаметре) с отверстием вверху. Цилиндр украшен пятью рядами бисера в верхней части и сплошь зашит рядами монет до нижнего край, причем книзу идут все более крупные монеты. Сзади к хушпу прикреплен сплошь зашитый монетами хвост—«хушпу хысё», который спускается по спине и прикрепляется к поясу. По бокам пришиты прямые полосы — наушники, также сплошь зашитые монетами. К сожалению, Н. А. Резюков не отметил, из чего сделан остов хушпу. В дер. Елмачи Ново-Мамейской волости Цивильского уезда нами заснято и описано такое же по форме хушпу, где бисер и монеты пришивались к куску кожи. Хушпу носилось поверх сурпана и пус йёппи, а покрытый монетами хвост его, привязанный к поясу, прикрывался сверху вышитыми концами сурпана. Это хушпу первого типа по нашей классификации.

В Хормалинской волости Батыревского уезда нами зафиксировано хушпу второго типа. Оно имело форму усеченного конуса, 17 см высоты с узким (10 см в диаметре) отверстием вверху. На кожаный остов его сплошной чешуей нашиты монеты 15 и 20-копеечного достоинства вверху, 20-копеечного достоинства внизу. Хвост этого убора хушпу хысё сделан из кумачовой полосы 8 см ширины и около полуметра длины. По кумачовой ленте нашит бисерный узор и жестяные иухратки. Наушники в виде треугольников, пришитых основанием к головному убору, сплошь зашиты монетами. Они застегиваются под подбородком на пуговицу.

В Шемуршинском районе и в настоящее время можно изредка встретить употреблявшиеся на свадьбах хушпу третьего типа. Остов его состоит как бы из двух частей: холщовой полушаровидной шапочки, к верху которой пришита согнутая пополам, образуя узкий эллипс, полоса кожи. Верхние края эллипса почти соприкасаются, оставляя лишь узкую щель. Верхняя кожаная часть убора зашита бисером и имитацией монет — нухратками; нижняя, облегающая голову часть убора по холщовой основе зашита серебряными монетами от 20 до 50-копеечного достоинства. Над самым лбом идет сетка из красного бисера, по краю которой пришит ряд монеток. Треугольные холщовые наушники, зашитые сплошь монетами застегиваются под подбородком.

Видимо, этот тип хушпу был распространен широко среди низовых чувашек в самой Чувашской АССР и у чувашек Татарской АССР, куда в 1929 г. направлена была экспедиция ГАИМК. В районе р. Черемшан в селе Челно-Вершины сотрудница экспедиции Е. Е. Карпова зарисовала хушпу той же формы, что и описанные нами в Шемуршинском районе.

Ив. Лепехин, проезжая в районе р. Черемшана в 60-х годах XVIII в., записал, что чувашки в этом районе носят «на голове колпак бестулейный, унизанный старинными серебряными копейками, от затылка которого пропускается лопасть, шириною с небольшим в четверть, а длиною до самых подколенок. Лопасть унизывается разноцветным бисером, ужовками и гремушками; весь сей убор называется кашпау»⁴⁸.

Татарки в этом же районе Черемшана носили, по его словам, тоже кашпау: «У иных кашпау сходится вверху остроконечием, наподобие конуса, и верх конуса покрывается маленьким серебряным литым конусом. У других, напротив того, кашпау бывает без тульи, в таком случае верх головы повязывают платком. Около висков прикрепляется к кашпау подвязка, таким же образом унизанная, которая под шеею застегивается пуговицею и называется кашпау сакал»⁴⁹. При этом Ив. Лепехин считает, что кашпау «не свойственен чувашкам, а заимствован от татар».

У саратовских чуваш, как можно судить по коллекциям Саратовского музея краеведения и по описанию Т. М. Акимовой, хушпу почти не имеют серебряных монет. Эти хушпу вряд ли могут быть отнесены к высоким и твердым головным уборам: они представляют собой шапочку из толстой домашней шерстяной ткани, на холщовой подкладке. «Форма ее — усеченный конус с открытым верхом и с лопастью в 3 вершка шириною, висящей сзади до пояса. Сверху этот головной убор сплошь зашивается цветным бисером, ра-ковинами-ужовками, жетонами и оловянными мелкими монетками-тухлянками, довольно грубой работы с штампованным рисунком в виде сетки»,— пишет Т. М. Акимова⁵⁰. Здесь уже нельзя говорить о конусе, так как мягкий низкий остов дает головному убору форму, почти облегающую голову. У саратовских чуваш с боков хушпу пришиваются наушники — «антарлах», которые застегиваются под подбородком. Вокруг наушников идут нити бус, бисера и медных бубенцов, спускающихся с головного убора на грудь и лежащих в виде ожерелья⁵¹. Хушпу саратовских чувашек больше всего приближается к головному убору замужних женщин башкир, описанному С. И. Руденко под аналогичным же названием «кашмау». Это кашмау — род чепца, сшитого из холста, покрытого красной материей и кораллами,— закрывало голову и затылок женщины, оставляя отверстие на темени. Вокруг отверстия нашивались два ряда серебряных монет. Ниже спускалась сетка из кораллов. На затылке кораллов нет, а на материю нашиваются крупные серебряные монеты или металлические узорчатые бляхи. На спину спускался хвост —«кашмау кой-рок»— из шерстяной ткани домашней работы. По краям его нашиты два ряда раковин-ужовок⁵².

С. И. Руденко считает, что в старину кашмау носили с другим головным убором, прикрывающим отверстие на темени. Этот убор, по мнению С. И. Руденко, В. М. Черемшанский описывает под названием «кэлэпуш» или «таляпуш», как шлемообразную чешуйчатую шапку с длинным широким хвостом, сплошь унизанным серебряными монетами, а хвост — раковинами-ужовками и бисером⁵³. С. И. Руденко, описывая находившийся в коллекциях быв. Румянцевского музея под именем «тубэ» головной убор, считал его «шлемообразной шапкой» Черемшанского. Тубэ называлась собственно конусообразная шапочка, которая прикрывала теменное отверстие убора, весь же убор в целом назывался, по сведениям С. И. Руденко, кэлэпуш. К сожалению, С. И. Руденко не сообщает, из какого материала была сделана тубэ, сплошь зашитая серебряными монетками и составлявшая часть открытого на темени головного убора, гоже зашитого монетами. Нам думается, что кожаная конусообразная верхушка на хушпу чуваш анатри (низовых) имеет тесную связь с тубэ, еще разделенную на башкирском головном уборе и вполне слившуюся с матерчатым бестулейным колпаком в хушпу, создавая впечатление шлемообразной шапки.

Связь башкирского кашмау и хушпу низовых чувашек достаточно заметна. Из описания Ив. Лепехина не ясно, носили ли татарки Черемшана тот же самый головной убор и был ли он у татарок вообще. Встает и другой вопрос: является ли хушпу у самих чуваш единым по происхождению головным убором?

Авторы монографии, посвященной изучению материальной культуры чувашского народа, описывают хушпу следующим образом: «Хушпу имело форму усеченного конуса разной высоты у различных групп чуваш . Остов хушпу изготовлялся из нескольких слоев стеганого грубого холста, иногда сшивался из толстой шерстяной тесьмы и даже делался вязаный из толстых конопляных или шерстяных ниток. В отдаленном прошлом, по преданиям, остов хушпу делали из кожи»⁵⁴. Описание хушпу здесь дано обобщенно, как чего-то единого, но на приведенных тут же рисунках ясно видны три формы хушпу. На рис. 144 и 145 один головной убор имеет форму цилиндра (верховых чувашек), другой — форму полусферическую с возвышением на темени (низовых чувашек), и лишь на рисунке 146 женщина группы анат енчи (средненизовых) одета в хушпу формы усеченного конуса, напоминающего хушпу на рисунке в книге Палласа.

Обобщенное описание хушпу, данное авторами, достаточно понятно, потому что на первый взгляд останавливает внимание то общее впечатление, которое производит головной убор. Он у всех чуваш называется хушпу, всюду представляет собой блестящую шапку из серебряных монет с застегнутыми под подбородком наушниками, с длинным хвостом на спине. Остальное кажется несущественными вариантами убора. Но мы склонны думать, что тут под одним именем спрятались разные по происхождению головные уборы и фактура их остова не случайна: вряд ли можно из холста или шерстяной тесьмы сделать твердый и довольно высокий конусообразный убор, какой изображен в монографии на рисунке 146 женщины анат енчи). Вряд ли также можно сделать из кожи полусферическую форму, которую имеет нижняя часть анатрийской хушпу. Думается, что форма и материал убора произошли из разных источников и относятся к разным головным уборам. Хушпу низовых чуваш, как и кашмау башкир,— сложный головной убор, состоящий из чепца, покрытого бисером и монетами, и конусообразной шапочки на темени. Хушпу чуваш анат енчи, цилиндрической или конусообразной формы, с твердым кожаным остовом, относится к башнеобразным головным уборам того же типа, что и старинный головной убор болгарок и мордовский свадебный головной убор златной.

Хушпу цилиндрической и конической формы, приближающееся к высоким берестяным головным уборам, имеет от них два существенных отличия: 1) оно носится обязательно поверх сурпана; 2) оно делается из кожи, а не из бересты и очень часто сплошь покрывается серебряными монетами, чего мы не встречаем в айшоне, шурке и панго.

Нам представляется, что эти отличия указывают на позднейшее переосмысление и изменение, проделанное чувашским головным убором. Было бы странно ожидать, чтобы головной убор, прошедший через эпоху феодализма и сохранившийся сквозь разрушающее влияние капиталистических отношений, донес в чистом виде отражение мировоззрения доклассового общества.

По мере усложнения социальных взаимоотношений значение головного убора, как оберега, все больше и больше стирается. Он приобретает характер социально-классового символа, определяющего его обладателя. Покрытый монетами головной убор не мог появиться в обществе, не обладающем достаточным количеством денег, он должен был указывать на богатство носительницы и ее принадлежность к определенному классу. Таким образом, покрытые чешуей из серебра головные уборы — несомненно гораздо более поздние, чем украшенные ужовками и бисером. У нас нет достоверных данных, чтобы определить, с чем связан кожаный материал их остова. Но присутствие кожи в украшениях Поволжья всегда в сопровождении монет дает некоторое основание считать и кожу более поздним явлением, принадлежащим уже к периоду широкого знакомства с металлом и, вероятно, к периоду оформившегося классового общества.

Одеваемый под хушпу и тесно с нею связанный сурпан как будто бы также говорит за то, что в дошедшей до нас форме высокий головной убор чувашки создался уже после развития патриархальной семьи, как и головные уборы типа сороки, бытовавшие у многих народностей, еще до сложения этих народностей как устойчивого этнического целого.

¹ И. Н. Смирнов. Вотяки. Казань, 1890, стр. 100.

² Гр. Верещагин. Вотяки Сарапульского уезда Вятской губ. СПб.. 1889, стр.48.

³ П. С. Паллас. Путешествие по разным провинциям Российского государства, ч. III, СПб.. 1788, стр. 31.

⁴ В. Н. Белицер. Народная одежда удмуртов, стр. 63—64.

⁵ К. Ф. Фукс. Казанские татары в статистическом и этнографическом отношениях. Казань, 1844.

⁶ И. Г. Георги. Описание всех обитающих в Российском государстве народов.., ч. II, СПб., 1799, стр. 13.

⁷ Г. Ф. ,М и л л е р. Описание живущих в Казанской губернии языческих народов. СПб., 1791, рис. № 6.

⁸ Алексей Левшин. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсакских орд и степей. СПб., 1832, ч. III, стр. 46.

⁹ Н. И. Спрыгина описывает такое же «панго» у мордвы-эрзи Саранского уезда (стр. 36 и табл. XIII). У мордвы-мокши Краснослободского уезда «пангой» назывался головной убор типа «сороки», описанного нами на стр. 193 и след.

¹⁰ Н. И. Спрыгина. Одежда мордвы-мокши, стр. 40.

¹¹ П. Д. Степанов. Головные уборы мордовских замужних женщин «Труды Нижне-Волжского обл. научного общества краеведения» вып. 35 Саратов, 1928.

¹² Н. И. Спрыгина. Одежда мордвы-мокши, стр. 33—34.

¹³ Н. И. Спрыгина. Одежда мордвы-мокши, стр. 34.

¹⁴ Цитируем по В. Шаренкову. Българска женска носия от XVII в. «Известия на Народния етнографски музей в София», 1927, т. I—IV, стр. 31.

¹⁵ Ст. Л. Костов. Белодрешковцы. «Известия на Народния етнографски музей в София», 1932, стр. 97.

¹⁶ М. И. Ростовцев и П. К. Степанов. Эллино-скифский головной убор. «Археологическая комиссия», вып. 63, 1917.

¹⁷ Г. И. Боровка. Женские головные уборы Чертомлыцкого кургана. «Известия ГАИМК», т. I, 1921.

¹⁸ П. К. Степанов. История русской одежды. Пг., 1915.

¹⁹ «Советская этнография», 1948.

²⁰ «История русского искусства», т. I, M., 1953. Б. А. Рыбаков. Искусство древних славян, стр. 54.

²¹ Там же, стр. 57—59.

²² Л. А. Динцес. Русская глиняная игрушка. М.—Л., 1936.

²³ Т. А. Крюкова. Материальная культура марийцев XIX века. Йошкар-Ола, 1956, стр. 134—136. Ее же. Марийская вышивка, стр. 44—46, табл. XIV, XV.

²⁴ Н. И. Лебедева. Народный быт в верховьях Десны и в верховьях Оки. 1927. стр. 76.

²⁵ Д. К. Зеленин Головные уборы восточных (русских) славян, стр. 330.

²⁶ Там же. стр. 330 и 334.

²⁷ Н. И. Спрыгина. Одежда мордвы-мокши, стр. 38.

²⁸ П. Д. Степанов. Головные уборы мордовских замужних женщин в Саратовской губернии. Саратов, 1928.

²⁹ Г. С. Маслова. Народный орнамент верхневолжских карел. М., 1951, стр. 24.

³⁰ Н. И. Воробьев. Казанские татары, стр. 283—285.

³¹ Там же, стр. 273.

³² Подробный лингвистический анализ корня «сор», «шор» и «сел», «шел» мы приводим в специальной статье «Обрядовые полотенца у народов Восточной Европы». Здесь же считаем необходимым лишь отметить широкое распространение этого корня и его употребление, как понятия, обозначающего покров.

³³ П. Д. Степанов. Головные уборы мордовских замужних женщин в Саратовской губернии.

³⁴ Б. А. Рыбаков. Древние элементы в русском народном творчестве «Советская этнография», 1948, № 1, стр. 91.

³⁵ Б. А. Куфтин. Материальная культура русской мещеры, стр. 103.

* Греческие терракотовые головки в башнеобразных головных уборах, как и минойская статуэтка, описанные в работе Б. Л. Богаевского, относятся уже к эпохе разложения рода. Но для идеологии крито-микенской культуры Б. Л. Богаевский считал весьма характерными элементы матриархального периода божества остаются главным образом женскими и основной культ — культ матери-земли (Б. Л. Богаевский. Культура Востока. Крит и Микены. Л., 1924, стр. 155). Башнеобразный головной убор на открытых волосах священного изображения женщины увязывался там с пережитками культов матриархальной эпохи.

³⁶ В. Н. Белицер. Народная одежда удмуртов, стр. 66.

³⁷ Т. А. Крюкова. Марийская вышивка, стр. 60—64, рис. таб. XXXIII, XXXIV.

³⁸ Т. А. Крюкова. Марийская вышивка, стр. 48.

³⁹ Подробнее о «сокаях» см. нашу работу «Болгарская одежда (по коллекциям ленинградских музеев)», «Музейный сборник МАЭ», т. XVIII. ⁴⁰ С. И. Руденко. Башкиры, стр. 192.

⁴¹ П. С. Паллас. Путешествие..., ч. I, стр. 137.

⁴² К. Милькович. О чувашах. Этнографический очерк писателя конца XVIII века. «Северный Архив». СПб., 1827, №№ 9—11.

⁴³ Ив. Лепехин. Дневные записки путешествия по разным провинциям Российского государства, СПб., 1771, стр. 159.

⁴⁴ М. Лаптев. Материалы для географии и статистики России, собранные офицерами генерального штаба. Казанская губерния. СПб., 1861.

⁴⁵ А. Ф. Риттих. Материалы для этнографии России. XIV. Казанская губерния. Казань, 1870, ч. II.

⁴⁶ Ив. Лепехин. Дневные записки.

⁴⁷ Г. И. Комиссаров. Чуваши Казанского Заволжья. ИОАИЭ. т. XXVII, вып. 5, Казань, 1911.

⁴⁸ Ив. Лепехин. Дневные записки, стр. 59.

⁴⁹ Там же, стр. 160.

⁵⁰ Т. М. Акимова. Женские головные уборы саратовских чуваш. «Труды Нижне-Волжского краевого музея», вып. I, Саратов, 1929, стр. 9.

⁵¹ Т. М. Акимова. Женские головные уборы саратовских чуваш, стр. 10

⁵². С. И. Руденко. Башкиры, стр. 190.

⁵³ Там же, стр. 192.

⁵⁴ Н. И. Воробьев, А. Н. Львова, Н. Р. Романов и А. Р. Симонова. Чуваши, стр. 309.

Женская одежда народов Поволжья. Н.И. Гаген-Торн, Чувашское государственное издательство, Чебоксары, 1960