Орнаментика одежды народов Поволжья

Изучение национального орнамента - это большая, очень сложная и мало разработанная область, в которой сталкиваются интересы художников, искусствоведов, археологов и этнографов. Оно имеет практическое значение, так как мотивы народных орнаментов широко используются в современном прикладном искусстве, и теоретическое значение - для исследования процессов творчества, создания национального стиля и отражения в нем социально-исторических условий.

При изучении орнамента, его композиции, мотивов и техники, орнамент следует рассматривать во всех проявлениях национального искусства, так как на разной фактуре - дереве, кости, ткани и камне - сказывается единство образов и стиля. Но подобное исследование является самостоятельной темой и не входит в задачу настоящей работы. Здесь же мы рассматриваем орнамент народов Поволжья лишь постольку, поскольку он связан с одеждой и составляет ее органическую часть, освещая процессы, происходившие в истории одежды.

При этом следует коснуться орнаментики одежды с трех сторон: 1) цветовая гамма орнаментики, 2) ее сюжеты и композиция. 3) техника выполнения.

1. Если о сюжетах и композиции орнамента и о значении его мотивов имеется значительная литература, то на цветовой гамме и ее смысловом значении почти не останавливалось внимание исследователей. А между тем, несомненно, подбор цветов в вышивке и узорном тканье не случаен, не вызван капризами эстетического вкуса и моды, а передает очень древние и устойчивые традиции, имевшие некогда смысловое значение.

Общеизвестны факты, что цвет одежды может иметь символическое значение: таков черный и белый цвет, как цвет траура, у разных народов; зеленый цвет у мусульман, как знак, обозначающий, что носитель побывал в Мекке или принадлежит роду Магомета, поэтому турки запрещали болгарам ношение одежды зеленого цвета, и на этой почве возникало немало преследований и столкновений. В Риме кардиналы носили красную одежду. В средневековой Европе ношение определенных цветов и сортов тканей являлось привилегией дворянства, остальные сословия не имели права их употреблять. Как пережиток отличия сословной одежды, на Украине сохранился обычай, что мелкая шляхта шила свитки другого цвета, чем соседние крестьяне. Однодворцы в России также носили одежду, отличавшуюся по цвету от крестьянской¹. В грузинской повести XI—XII веков так отражено символическое значение цветов: «Когда я ей предлагаю платье желтого цвета, она отвечает: такое платье подобает больным (психически), если предложу красное — это для женщины легкого поведения, синее — подобает при трауре, белое, говорит, платье для стариков, и двуцветное (пестрое) — для книжников»².

В 80-х гг. прошлого столетия в Воронежских филологических записках появилась интересная статья В. А. Шерцеля «О названиях цветов»³. В ней автор, давая многочисленный материал по названиям и восприятию цветов у различных народов, приводит любопытные факты не только о восприятии, но и о символическом значении различных цветов.

Его конечные выводы следующие: 1) ощущения цветов не совпадают с обозначением их в языке. 2) Примитивная терминология цветов распадается на две группы, из которых первая заключает в себе светлые цвета, а вторая — не светлые, распадающиеся, в свою очередь, на красный и черный. 3) Цвета начинают фиксироваться в языке в соответствии с их местом в лучах спектра, в зависимости от длины волн. Причем первым фиксируется красный цвет, за ним, по спектру, идут все, кончая синим и фиолетовым, восприятия которых крайне не эффективны. Но приводимые Шерцелем факты говорят больше, чем его выводы. Шерцель не сумел дать им объяснения, так как для этого надо было строить историю языка, как историю мышления и социальных отношений: его материалы дают возможность установить, что обозначение цвета является прежде эпитетом предмета, а потом уже переходит в абстрактный цвет. Эпитеты же предметов вырастают из круга знаний, социальной структуры и взаимоотношений в данном обществе.

У разных народов терминология и шкала цветов очень различны Так у скотоводческих народов Африки, в частности у кафров, имеющих точнейшие обозначения цветов для скота, нет отдельных слов для синего и зеленого цвета, хотя они умеют их различать.

Отсутствие различения в терминах для зеленого и синего цвета наблюдалось также и в некоторых тюркских языках.

Название и осмысление цветов зависит от форм общественного строя и производственных потребностей. Естественно, что значение и символика цветов меняются на различных этапах общественного развития. Иметь в виду символику цвета и его значение нам важно при изучении одежды, вышивки и осмысления их значения.

Употребление красной краски относится еще к палеолиту. В раскопках часто встречаются скелеты, верхняя часть которых густо засыпана красной охрой. Обермайер, говоря об окрашенных костяках, относит их к эпохе ориньяка⁴. Находки эти широко распространены как в Западной Европе, так и на Украине вплоть до Черного моря, причем окрашены бывают не только скелеты, но и рядом лежащие украшения. Ю. А. Кулаковский на XI съезде археологов, делая доклад о находках окрашенных костяков, выдвинул гипотезу о том, что это окрашивание имело магический, религиозный характер⁵.

С употреблением красного цвета мы встречаемся и в этнографическом материале. У очень многих племен окрашивали свое тело при ритуальных танцах, при посвящениях, в начале военных действий. У кафров, например, перед тем как выступить в поход, шаман рисует, с соблюдением известных обрядов, у воинов на лбу фигуру креста, а на щеках — полосы черной краской. Кафры веруют, что после этого они становятся невидимы врагам, а враги— слепнут, на них нападает страх⁶. Некоторые кафрские племена в военное время натирают тело красной глиной и проводят по лицу красные и белые полосы⁷.

Иногда цвет служил групповым или племенным определителем. У русских во многих районах бывш. Тамбовской и Пензенской губерний по цветам вышивки или по расположению цветов в украшениях женской одежды различались отдельные группы селений. У чуваш группу вирьял зовут «черноногие», потому что они всегда носили черные онучи. Распределение цвета в одежде, как и способ ее ношения, указывают на социальные корни ее происхождения.

Чем сильнее общественная дифференциация и разделение труда, тем резче обозначаются классовые различия не только в цветах, но и в покрое одежды.

У многих народов различные цвета употребляются как символы, имеющие совершенно определенное значение в идеографическом письме. Так цвета раковин у вампу, американских индейцев, имеет разработанную систему: белый цвет вещал расположение, дружбу, красный — изображал войну, темно-желтый — что-нибудь сомнительное, жестокое, темные и фиолетовые раковины предостерегали от опасности⁸. Цвета фигурировали как классовые и племенные символы, отличительные признаки, которыми человек отмечает себя и свои функции в обществе.

Так, в Риме и Византии императоры носили пурпур. Красный цвет фигурировал в Риме во время шествия триумфатора, изображающего собой Юпитера. Лицо триумфатора красилось красной краской, а позднее натиралось благовониями, смешанными с этой краской. В Китае «сын неба» (то есть император) и его вассалы носили красные передники: «красный цвет есть совершенный цвет»⁹.

Красные нити, привязывались у русских к кистям рук, как средство против болезней: красные шерстинки, по поверьям русских крестьян, помогают от ревматизма, красное сукно — от рожи. Красный цвет фигурирует в свадебных обрядах. Так в Тибете на свадьбе красные шелковые нити служат магическим средством для связывания душ молодых¹⁰.

В Индии невесте привязывают на шею свадебный шнурок из красной шерсти. В Эстляндии матери кладут в люльки детей красные нити, как оберег. То же явление встречается и на Кашгаре¹¹.

В народной медицине и колдовстве у болгар особое значение придается красной нити. Так около Татар-Варджика к числу обрядов, совершаемых беременными женщинами в «бабий день» (8 января), принадлежит принятие от бабки красной шерстяной нити, которая способствует скорейшему разрешению от бремени. У Мазуров и чехов красную ленточку одевают как оберег на шею новорожденного младенца ¹². Нити красной шерсти фигурировали в очистительных обрядах евреев; египетские жрецы носили на голове пурпуровые нити¹³.

Можно привести большое количество примеров, говорящих о восприятии красного цвета как оберега у различных народов, стоящих на различных этапах общественного развития. В соответствии с тем, на каком этапе находится этот народ, восприятие красного цвета становится то священным, божественным, то символом и признаком власти, как одежда римского и китайского императоров. В более древнем осмыслении его, окрашивание в красный цвет воспринималось как охрана от нечистой силы, магическое действие, которым человек охраняет как самого себя, так и окружающие предметы. Д. К. Зеленин объясняет значение красного цвета, как оберега, тем, что красный цвет символизирует огонь¹⁴.

Ева Вундерлих написала книгу, посвященную значению красного цвета у греков и римлян. Она утверждала, что красный цвет служил там символом огня, крови и солнца, и приводила большой сравнительный материал о символическом значении красного цвета у различных народов.¹⁵ Это значение меняется на различных этапах общественного развития. Употребление красного цвета в вышивке и орнаментации одежды тоже, несомненно, имело смысловое значение и когда-то служило оберегом. Это значение давно забыто населением, но традиция вышивки с преобладанием красного цвета очень устойчива для многих народов Восточной Европы. Так в русской вышивке преобладающим является красный узор на белом холсте, иногда с окантовкой и добавлением черного цвета. У народов Поволжья красный цвет тоже играет очень значительную роль в цветовой гамме. В старой чувашской рубашке очень характерно покрывание продольных швов полосками материи красного цвета и заполнение красным цветом основных плоскостей вышитого узора. Черный цвет служил для обрисовки контуров, а зеленый и желтый входили, как незначительное дополнение, в детали узора. У марийцев в старинной вышивке употреблялись 5 цветов: 1) красный, разной тональности, для заполнения основного узора, 2) черный или 3) темно-синий для контуров, 4) темно-зеленый и 5) желтый для расцветки узора.

«Традиционная четырехцветность старой марийской вышивки находит подтверждение и в терминологии. В Тоншаевском районе, Горьковской области (деревня Большая Куверба) нами были записаны обозначения на марийском языке для 5 цветов: «йошкарге»— красный, «туко» — желтый, «шимы» — черный, «ошы»— белый, «гыжаргы» — зеленый. Для обозначения других цветов в этом районе употребляют русские слова»,— писала Т. А. Крюкова¹⁶.

В мордовской вышивке употреблялась та же цветовая гамма, с преобладанием красного и черного цвета, причем в некоторых районах темно-синий цвет служил дополнением черного, выполняя функции контура в узорах. Зеленый и желтый употреблялись в деталях оформления узора. У удмуртов, при значительном употреблении красного цвета, который служил основным фоном всех узоров и использовался для каймы на одежде, большое место занимали зеленые и желтые цвета; удмуртская вышивка, в особенности в южных районах Удмуртии, гораздо пестрее и ярче, чем марийская и чувашская. Полихромность ее становится особенно употребительной по мере распространения покупных анилиновых красок, которые появились в удмуртском быту с конца XIX века¹⁷. Несомненно, на создание цветовой гаммы вышивки, помимо смыслового, сейчас, возможно, уже совсем утерянного значения цветов, влияло наличие определенных растительных красителей и знакомство с ними: сама символика вырастала из употребления наличных красителей. Анилиновые краски появились в употреблении у народов Поволжья со второй половины XIX в., до этого употреблялись органические, растительные красители, в основном добывавшиеся самим населением, а не покупные. Вышивка одежды делалась шерстью и шелком-сырцом, причем черный контур всегда создавался шерстяной черной ниткой. Для окрашивания шерсти в черный цвет употребляли окись железа из болотной руды и ольховую кору.

В красный цвет одинаково хорошо окрашивали шерсть и шелк-сырец корни марены или подмаренника (rubia tinctorum). Существовало много приемов использования этого красителя; в зависимости от употребления тех или иных приемов получались различные оттенки окрашенных мареной нитей, от светлого, почти алого в шелке, до коричнево-буро-красного, который в шерстяных нитях был наиболее употребительным в марийской и мордовской вышивке. Крашение нитей шерсти и шелка корнем подмаренника имеет широкое распространение не только в Поволжье: на Кавказе используют и дикорастущие растения, и специально разводят марену для окрашивания ею шерстяной пряжи. В вышивках у южных славян и у гуцулов также широко употреблялись нити, окрашенные корнями марены, их легко узнать по специфическому глубокому буровато-красному тону шерстяной нити. Для окраски в желтый и зеленый цвет служили очень многие растения: благун, зеленица, душица, цветы купавки, луковые перья, ольховая и яблоневая кора, березовые листья. Красители эти имели широкое распространение, ими пользовались независимо от национальности и национальной традиции, — сама жизнь толкала к освоению и использованию окружающих растений. При этом рецепты их использования отличались чрезвычайным разнообразием: в одном Сернурском районе Марийской республики Т. А. Крюкова записала свыше 15 рецептов крашения различными растительными красителями. Запись рецептов и сбор коллекции народных красителей, несомненно, представляют интерес и, быть может, многие могут быть использованы в современной химической промышленности: растительные красители дают краски и большой прочности и прекрасного тона, к ним стоит вернуться для художественной вышивки. Но подробное описание приемов окрашивания не представляет интереса для нашей темы, так как в них нельзя проследить устойчивой культурной традиции, которая могла бы дать материал к этногенезу: использование тех или других красителей зависело во многом от ботанико-географических возможностей района, а разнообразие многочисленных рецептов не позволяет установить устойчивую традиционность в этой отрасли народных знаний.

Для анализа значения цветовой гаммы в орнаментике одежды важна не техника окрашивания, а попытка поставить вопрос о смысловом значении цветов в сознании населения, о развитии цветовой гаммы и ее различиях у разных народов. На материале народов Поволжья мы можем отметить, что наиболее древней традицией является сочетание красного цвета, как основного, и черного или темно-синего, как окаймляющего контуры. Полихромность вышивки приходит как позднейшее явление. Она характерна для вышивки казанских татар, резко отличающейся от вышивки других народностей Поволжья не только по цветовой гамме, но и по характеру узоров, технике их выполнения и локализации вышивок. Если в покрое женского кульмэка казанских татар и в их женских головных уборах мы можем достаточно ясно установить общие истоки с одеждой других поволжских народностей и проследить путь дальнейшей эволюции этих частей одежды у казанских татар и башкир, то в орнаментации одежды казанских татар почти не находится архаичных черт, которые бы связали ее с орнаментикой остальных народов Поволжья.

Приведенные примеры не разрешают, а лишь ставят вопрос о смысловом значении цветовой гаммы, который до сих пор почти не привлекал внимания исследователей.

2. Значительно лучше разработан вопрос осмысления сюжетов орнаментальных мотивов.

Начиная с работ В. В. Стасова¹⁸ и В. А. Городцова¹⁹, появляются исследования, рассматривающие смысловое значение орнаментальных мотивов и их локализацию в определенных местах одежды. Л. А. Динцес сделал многое в этом отношении.²⁰ Работы эти, не относящиеся непосредственно к орнаментике одежды народов Поволжья, рассматривая смысловое значение узора, вскрывали утерянный смысл расположения вышивки, ее место в идеологии творцов на том этапе, когда она создавалась. Так, работа Н. II. Гринковой на тему «Отражение производственной деятельности руки»²¹ создана главным образом на русском материале, но она в такой же мере может пояснить и расположение орнамента у народов Поволжья. Т. А. Крюкова на большом материале марийской вышивки убедительно показала, что у марийцев также вышивка располагается, оттеняя наиболее важные части человеческого тела: руки, грудь, сердце,— идет по лопаткам. Вышивка отражает возрастные и половые отличия и часто подчеркивает их²².

Нагрудная вышивка женских рубашек сохранила у марийцев название «чызе орол» в буквальном переводе «сторож грудей». Локализуясь на месте женских грудей, она достигает богатой разработки и явно предназначена охранить материнскую грудь. Девичья рубашка лишена этой вышивки. «Путем расспросов в ряде пунктов Моркинского района установлены ясные признаки половозрастных отличий в вышивке женских рубах. Например, на детских рубахах этого времени нагрудная вышивка отсутствовала, у подростков, лет 13—14, иногда по обеим сторонам разреза на груди были расположены небольшие кружочки, квадратики или крестики; в девичьей рубахе их заменяли небольшие острые уголки»²³. Такие различия в нагрудной вышивке женских и девичьих рубашек отмечены и у удмуртов²⁴, и у чуваш²⁵. У чуваш группы анат енчи, сохранивших наиболее старинные формы одежды и вышивки, женская рубашка имела по сторонам грудного разреза две крупные розетки, носившие название «кёскё». Узоры кёскё до чрезвычайности разнообразны: почти нельзя встретить одинаковые кёскё, каждая вышивальщица вносила свои вариации в разработку узора, но основной принцип кёскё очень четко выражен и неизменен: это восьмиконечник, где от центра идут как бы два наложенные друг на друга креста лучей. Иногда они очерчены в замкнутый восьмиугольник. Иногда лишены контура и лучи свободно располагаются по ткани. Один крест из четырех лучей обычно более удлинен, имеет 4 прямых стержня и уходящие от них стилизованные растительные побеги. Перекрещивающие его четыре фигуры орнамента обычно несколько короче. В некоторых можно заметить сильно стилизованное изображение животных или птиц²⁶, в других же узор совершенно геометричен. На чувашских рубашках XIX века по сторонам грудного разреза располагался медальон, исполненный шелком-сырцом с добавлением шерстяных нитей по контурам,— кёскё (см. рис. 91). Но эти два кёскё по бокам разреза не были исконной и необходимой нагрудной вышивкой чувашской рубашки: на рубашках конца XVIII в. из с. Орауши, где в XIX в. бытовали по два кёскё, мы встречаем сплошную нагрудную вышивку из четырех кёскё, заключенных в ромбы из шелковых ленточек (см. рис. № 12). На рисунке из книги П. С. Палласа мы видим те же ленточки, но нет орнамента восьмигранников. Восьмигранный орнамент, несомненно, имеет в Поволжье очень древнюю традицию и встречается на различных частях одежды не только у чуваш, но также у мари и удмуртов. Восьмигранные медальоны-розетки располагаются на свадебных платках сулак у чуваш и мари, на свадебных покрывалах невесты и на поясных украшениях чуваш сара. У мари крупные восьмигранные розетки, располагавшиеся на месте соединения рукава с основным полотнищем²⁷, совершенно напоминали чувашские кёскё. Маленькие восьмигранники вышивались на лопатках марийских рубашек и у грудного разреза — на старых удмуртских рубашках.

У башкир этот орнамент, чрезвычайно близкий к чувашским «кескё», встречается на вышитых концах полотенец. Такие заготовки полотенец имеются в коллекции ГМЭ № 2881-371, они близки к чувашским и марийским не только по орнаментальным мотивам, но и по технике выполнения (рис. 92). Орнамент из восьмигранных розеток с изогнутыми лучами-лепестками чрезвычайно широко распространен и встречается у многих народов. Иногда в нем можно проследить стилизованные фигуры птиц и деревьев, в других случаях он обладает чисто геометрическими элементами. Е. Р. Шнейдер на материале казахской орнаментики, приводя очень широкий сравнительный материал, доказывал, что в основе его лежат стилизованные и схематизированные до полной условности фигуры двух птиц по сторонам древа жизни. «Изображения этого символа, насчитывающие не одну тысячу лет, настолько разнообразны и дали так много вариаций, что нужна отдельная большая, кропотливая работа, основанная на строгом стилистическом анализе, чтобы выяснить взаимоотношения этих мотивов в древности и в настоящее время у разных народов, самостоятельность их появления или, наоборот, их заимствования, наконец, путем миграции»²⁸,— писал он. Такая работа не была проделана, но в литературе имеется достаточно много данных о широком распространении мотива дерева, по сторонам которого парно расположены фигуры животных, птиц или коней с всадниками. Встречаются эти мотивы стилизованных животных по сторонам дерева и в орнаменте народов Поволжья. Однако интересно не только установить их существование, но и локализовать, как получилась четырехсторонность такого изображения и имеет ли она какое-нибудь специальное значение?

Всматриваясь в последовательное изменение материала вышивки, мы можем отметить, что на место идущих сплошной продольной полосой, ритмически повторяющихся мотивов, расположенных вдоль рукава на марийских, удмуртских, чувашских и мордовских рубашках, приходит композиционная перестройка ее в орнамент, расположенный у предплечья и по низу рукава. При такой перестройке вышивка из продольно повторяющихся мотивов превращается в медальон, разносторонне направленный. Быть может, восьмигранник создался именно как сгусток таких ритмичных повторов? У нас нет достаточно четких материалов, чтобы установить этот процесс, но есть необходимость поставить вопрос о таком изучении, так как для народов Поволжья элемент восьмигранника в вышивке связан с какими-то очень древними культурными взаимоотношениями. Другой стилистический прием, характерный для вышивки народов Поволжья это окантовка полосы орнамента отходящими от черного контура, ее завершающего, ритмически повторяющимися черными тонкими завитками-усиками. Они значительно облегчают сплошное поле вышивки, образуя ее неповторимое своеобразие. Стоит отметить, что наиболее ярко выражены эти черты в чувашском и марийском орнаменте. В удмуртском и бесермянском полихромность как бы стирает их, затушевывая пестротою красок, а в мордовском орнаменте тяжелое, выполненное ковровой техникой поле сплошной вышивки давит на легкую рябь тонких черных контуров, окаймляющих узор. Татарская вышивка, как и башкирская, построена на иных композиционных приемах и на иной технике, с преобладанием тамбурного шва, который не встречается в вышивке других народов Поволжья. Стоит отметить также, что мотивы чувашской и отчасти марийской вышивки и те же стилистические и технические приемы, после большого территориального разрыва, мы снова встречаем в македонских и болгарских вышивках, дающих такое близкое сходство, которое не могло возникнуть случайно, а безусловно указывает на древние исторические связи. (См. цветное фото на стр. 113)

Технически характерная для многих народов Поволжья вышивка выполняется путем обрисовки контура узоров черной шерстяной ниткой по счету нитей ткани. Черный контур заполняется косым стежком полуглади, а по наружному краю остается в виде легких, ритмически повторяющихся усиков. Эта техника очень распространена также на вышивках болгарских и македонских (см. рис. 95).

Мы не можем не обратить внимания еще на один любопытный факт связи болгарской вышитой орнаментики с чувашской. В альбомах болгарской вышивки распространен мотив отдельных повторяющихся медальонов цветка под склоненной в овале веткой. Нам казался этот мотив специфически болгарским, но в коллекции ГМЭ № 5504-234, любезно указанной нам М. А. Браун, купленной у И. К. Зеленова в 1907 г, и собранной им у чуваш Казанской губернии, есть вышитый подол ношенной рубашки с таким же мотивом. Как попала эта вышивка к чувашам и является ли она единичным случайным фактом, сказать трудно. Но, во всяком случае, на этот факт следует обратить внимание и заняться исследованием существования такой вышивки у чуваш (см. рис. 93 и 94).

В литературе до сих пор не было опубликованных работ по чувашской вышивке В 1960 году выйдут в свет альбомы Г. А. Никитина и Т. А. Крюковой («Чувашское народное изобразительное искусство») и М. С. Спиридонова («Чувашский орнамент»). Эти издания позволят наглядно увидеть разительное сходство ряда чувашских узоров с узорами македонских и болгарских вышивок, опубликованных в альбомах²⁹ и в ценной детально разработанной монографии Ив. Коева, специально посвященной вышивке. Книга эта делает первую в болгарской литературе попытку увязать мотивы вышивок с хозяйственными и социальными отношениями. Увлекаясь указанной важной задачей, автор недостаточно, быть может, учитывает сохранность в вышивке древних традиций, но сама попытка увязать и объяснить переосмысление мотивов узора из деятельности творцов и их социального окружения, несомненно представляет интерес ³⁰. При этом, однако, нужно учитывать, что помимо непосредственных впечатлений узор хранит старые традиции в течение многих столетий. Чем можно, кроме исторической традиции, объяснить такое совпадение в орнаменте, которое мы наблюдаем в чувашской и болгарской вышивке? Помимо общего стиля орнамента и его окантовки, даже самый узор склоненных веток, столь характерный для подола болгарских рубах, зарегистрирован в чувашских коллекциях ГМЭ, собранных в 1907 году собирателем Зеленовым (см. рис. 93 и 94). Это заставляет предполагать большую устойчивость орнаментальных мотивов, их несомненную историческую связь и большую древность.

¹ Корней Червяк. Одежда на Коростелыцине, 1933.

² А. Хаханов. Значение цветов в древнегрузинской повести. «Этнографическое обозрение», 1901, № 2, стр. 167.

³ В. А. Шерцель. О названиях цветов. «Филологические записки», вып. № 2 и 3, Воронеж, 1884.

⁴Обермайер. Доисторический человек. СПб., 1913, стр. 344.

⁵ Ю. А. Кулаковский. К вопросу об окрашенных костяках. «Труды XI съезда археологов», М., 1901, т. I, стр. 190—196.

⁶ Н. Н. Харузин. Этнография, т II. Верования, стр. 83.

⁷ Шерцель. О названиях цветов. «Филологические записки», вып. 3, стр. 65.

⁸ Шерцель. О названиях цветов, вып. 3, стр. 60.

⁹ Там же, стр. 62.

¹⁰ С. Ф. Ольденбург. Критика и библиография о Тибете. ЖМНП, 1907.

¹¹ Шерцель. О названиях цветов, вып. 3, стр. 63.

¹² А. Фаминицын. Древние арийские и семитические элементы в обычаях и т. д славян. «Этнографическое обозрение», 1895, № 3, стр. 17—18.

¹³ Там же.

¹⁴ Д. К. 3еленин. Магическая функция примитивных орудий. Изд-во АН СССР, 1931.

¹⁵ Еvа Vunder1iсh. Die Bedeutung den roten Farbe. Berlin, 1925.

¹⁶ Т. А. Крюкова. Марийская вышивка, стр. 69.

¹⁷ В. Н. Белицер. Народная одежда удмуртов, стр. 109.

¹⁸ В. В. Стасов. Русский народный орнамент. СПб., 1872.

¹⁹ В. А. Городцов. Дако-сарматские религиозные элементы в русском народном творчестве. «Труды Государственного исторического музея», вып. 1, М„ 1926.

²⁰ Л. А. Динцес. Русская глиняная игрушка. М.-Л., 1936. Его же. Историческая общность русского и украинского народного искусства. «Советская этнография», 1941, № V.

²¹ Н. П. Гринкова. Отражение производственной деятельности руки. «Советская этнография», 1935, № 1.

²² Т. А. Крюкова. Марийская вышивка, стр. 21.

²³ Там же, стр. 21—22.

²⁴ В. Н. Белицер. Народная одежда удмуртов, стр. 37.

²⁵ Н И. Воробьев, А. Н. Львова, Н. Р. Романов, А. Р. Симонова. Чуваши, стр. 270.

²⁶ Очень яркий пример этого изображения птиц в узоре кёскё приведен в рис. 3 в книге художника Д. И. Архангельского. Чувашские узоры. Ульяновск, 1925.

²⁷ Т. А. Крюкова. Марийская вышивка, рис. № 13, Елабужский район

²⁸ Е. Р. Шнейдер. Казахская орнаментика. «Казахи. Антропологические очерки. Материал особого комитета по исследованию союзных и автономных республик». Л., 1927, стр. 155.

²⁹ Ст. Л. Костов Български народни шевици, ч. I, София, 1929 (II изд.). Ст. Л. Костов, Ё. Петева. Български народни шевици, ч. II. Юго-западна България н Македоние. София, 1928.

³⁰ Ив. Коев. Българската везбена орнаментика. Принос към историята на народния орнамент. «Трудове на етнографския институт» Българска Академия на науките, кн. 1, София, 1951.

Женская одежда народов Поволжья. Н.И. Гаген-Торн, Чувашское государственное издательство, Чебоксары, 1960