Женская одежда народов Поволжья. Заключение

Геолог, исследуя процессы, происходящие в земной коре, останавливается на отдельных обнажениях. В них, рассматривая расположение пластов, видит сдвиги глубинных пород, сбросы и смещения; по этим выступающим на поверхность обнажениям он делает заключения о происходивших процессах. Палеонтолог по сохранившейся челюсти или нескольким костям восстанавливает внешний вид вымерших животных. Мы еще не умеем, с точностью естествознания, по сохранившимся остаткам восстанавливать процессы, происходившие в человеческой культуре, но такова задача и этнографии. Наша наука только недавно овладела умением точного описания и переходит к обобщениям из точно описанных фактов. У нас еще не всегда достаточно материалов. Но по отдельным разделам культуры уже назрела необходимость подытожить имеющееся и постараться сделать из него хотя бы предварительные выводы. Они могут стать окончательными лишь при подтверждении в других разделах культуры данного общества.

Процессы, происходящие в человеческом обществе, много сложнее биологических; диалектика их развития станет понятной лишь при создании предварительных схем того, как в вещах отражается строй общественной среды. В задачу настоящей работы и входило рассмотрение того, как социальные процессы нашли отражение в женской одежде народов Поволжья.

В рассмотренных материалах устанавливается, что в развитии одежды народов Поволжья заметно единство процесса.

Последний этап развития ясен и легко объясним: развитие капиталистических отношений в XIX веке вызвало сходные хозяйственные условия и более тесное общение живущих по соседству народностей. В одежде это нашло отражение в процессе нивелировки национальных особенностей. Среди всех народностей Поволжья, у одних глубже, у других поверхностнее, выступает этот нивелированный слой. Он заключает в себе: 1) все большее употребление покупных тканей, причем аппликации и воланы из ярких тканей заменяют вышивку; 2) уменьшение количества и ухудшение качества вышивки; употребление покупных, анилиновых красителей, вместо растительных; 3) нивелировка покроя верхней одежды, все более широко распространяется одежда с отрезной спинкой и борами по талии; 4) наступает замена белой вышитой холщовой рубашки пестрядинной рубашкой, широкий в подоле, благодаря волану; 5) постепенно отмирают высокие и сложные головные уборы, заменяясь платками.

Мы легко можем отслоить этот верхний пласт общности в одежде у народов Поволжья и объяснить его происхождение. Но это еще не даст нам материал для разрешения вопроса о формировании современных народностей и их связей; для этого следует идти глубже.

В монографиях по отдельным народам Поволжья отмечались общие черты их культуры, связанные с глубокой древностью. В. Н. Белицер в монографии по удмуртской одежде привела археологический материал, восходящий до ананьинской культуры, и сравнительный этнографический материал по одежде других народов¹. Н. И. Воробьев, указывая на сложность этногенеза татар, отмечал две струи в их культуре: оседло-земледельческую, связанную с культурой древних аборигенов края, и скотоводческо-кочевую, степную, которая все время проникала с востока.

Эти два компонента в культуре народов Поволжья, как и факт многослойности их культуры, можно считать общепризнанными в научной литературе.

Поэтому в данной работе не требуется приводить дополнительных доказательств. Можно считать общепризнанным и то, что в основу основ культурных образований Поволжья включались в какой-то степени скифо-сарматские элементы, которые проникали и в культуру финских лесных племен, и в степные, в основном тюркоязычные социальные единства. Все это много раз упоминалось в историко-этнографической литературе.

И. Д. Кузнецов, высказываясь о происхождении чувашского народа, писал: «Следует отметить и то, что проблема этногенеза может быть успешно разрешена, разработана только коллективными усилиями историков, лингвистов, археологов и др. и при условии, если мы формирование народности будем изучать не только перспективно, т. е. идя от бесписьменных памятников, но и ретроспективно - идя назад от письменных памятников к временам бесписьменным»². Под бесписьменными памятниками здесь понимаются памятники археологические; статья полемизирует с приемом строить историю народа, подменяя ее начало историей археологических памятников данной территории. Упрек этот совершенно справедлив по отношению ко многим работам о народах Поволжья, начинающимся с археологического материала, в котором авторы стараются установить связь его с современными насельниками края, но пробелы между археологией и историческими данными они оставляют незаполненными и не приводят достаточно убедительных доказательств о принадлежности археологических памятников этой, а не другой народности. Нам кажется правильным выдвигаемый И. Д. Кузнецовым прием ретроспективного анализа, но для этого мало опираться на письменные источники. В сохранении их есть и доля случайности и преднамеренности господствующей общественной группы. Запись может превратно осветить события, в чем бывает трудно разобраться, но то, во что одевался, в каком жилище жил и во что верил народ, не может быть случайностью, оно покажет действительную сущность прошлого народов. Выводы этнографии объясняют исторические судьбы и формирование народа неопровержимее и объективнее письменных источников. На наш взгляд, этнографические материалы по одежде смогут осветить эпоху, лежащую глубже консолидации современных народностей. Общность в элементах их одежды укажет на ход исторического процесса в Поволжье, о котором мы не встречаем исторических письменных памятников. Нам ясно отражение в одежде последнего исторического этапа, попробуем проникнуть глубже.

Исследователи, давая описание татарской и башкирской одежды со второй половины XIX в., сообщали о женских рубашках-платьях из цветной материи, как об исконной национальной одежде. Но в XVIII в. И. Г. Георги писал, что татарки ходили в белых вышитых рубашках³; В. М Черемшанский писал о холщовых рубашках у башкирок⁴; в начале XIX в. Марджани сообщал, что татарки около Симбирска носили белые холщовые рубашки, отороченные по продольным швам полосой кумача.⁵ Проф. Н. И. Воробьев, приводя эти сведения из арабского сочинения Марджани, считает их случайными и относящимися к местным явлениям заимствования от соседей. Но для ссылки на заимствования надо объяснить и причину, почему оно имело место. Что вызвало заимствование? Мы наблюдали в ряде повторяющихся случаев, что пестрядинная, цветная рубашка сменяет белую, и нигде не встречались с обратным процессом. Поэтому вероятнее предположить, что и в данных районах белая вышитая рубашка была более древним сохранившимся слоем, еще не поглощенным цветной, уже бытовавшей в Казани. Проф. Н. И, Воробьев указывает в своей монографии сложность этногенеза татар: степные влияния, с его точки зрения, наслаивались на основу, идущую от прямых предков татар - волжских булгар.

Конечно, эти влияния интенсивнее всего сказывались на верхушке казанских татар, вовлеченных в широкую торговлю со всем мусульманским миром. Торгово-феодальная верхушка создала свою традицию женской одежды, очень широкой, сшитой из дорогих покупных тканей. У этой вовлеченной в широкое общение верхушки быстрее шел процесс отражения в одежде новых взаимоотношений. В отдаленных и глухих углах дольше хранились черты старины. Не следует ли к этой старине отнести и бытование белой вышитой и окаймленной красным по продольным швам рубашки? У татарок в старину были и высокие женские головные уборы из монет, вышедшие в Казани из употребления раньше, чем в более отдаленных районах. Таким образом, у татар в древности существовали, но затем исчезли те элементы одежды, которые сохранились у других народов Поволжья, где пестрядинная рубашка только в последнее столетие начала сменять белую.

Мы проследили у чуваш, как пестрядинная рубашка сменяет белую вышитую, надвигаясь от окраинных к более замкнутым от внешнего мира районам, заселенным срединными чувашами (анат енчи).

У татар на столетие раньше шел тот же процесс: белая вышитая рубашка, сохраняясь по глухим углам, была вытеснена пестрядинной, подражавшей рубашке из покупных тканей, которую носили городские татарки. Татарский деревенский кульмэк по покрою сохранял больше связи с древней рубашкой других народностей Поволжья, чем с городским платьем. У башкир и казахов, как показывает старинная рубашка из коллекций ГМЭ, тоже в старину бытовала белая вышитая рубашка

Таким образом, у чуваш анат енчи сохранилась наиболее древняя форма туникообразной рубашки 2-го типа.

Мы проследили на материале мордвы, мари и удмуртов, как эта рубашка 2-го типа, в свою очередь, вытесняла приемом кроя рубашку 1-го туникообразного типа (с двумя полотнищами), на большую древность которого у этих народностей указывает расположение вышивок, связанное с первым типом. Чем объясняется вытеснение первого типа вторым? У чуваш не находим во всем костюмном комплексе никаких признаков хотя бы рудимента рубашки 1-го типа. Отсутствие рубашки 1-го типа мы прослеживали и в наиболее старом комплексе бесермянской одежды.

В. Н. Белицер правильно указала на сходство элементов старой бесермянской одежды с чувашской. Оно прослеживается не только в покрое и орнаментике вышивки на рубашке, но и в головных уборах.

Близость эта слишком велика, чтобы могла случайно возникнуть, она указывает на старые связи. К какому историческому времени они могут быть отнесены?

Письменные источники XVI и XVII вв. уже упоминают бесермян в числе других народностей, живущих по Вятке и Чепце, реке, достаточно далекой от основной массы чуваш, что едва ли можно говорить о взаимодействии или влиянии. И чуваши, и бесермяне в эти столетия не были ни экономически, ни политически достаточно сильны, чтобы влиять друг на друга. И те и другие были земледельцы с примитивными и устойчивыми формами хозяйства, замкнутыми в своей среде. Долгие столетия живя среди удмуртов небольшими поселениями, бесермяне заимствовали их язык и во многом быт. Но антропологически они отличаются от удмуртов а в языке их сохранились тюркские элементы: их терминология родства по отцовской линии близка к чувашской⁶ .

Многие исследователи высказывали мнение, что бесермяне-пришельцы на Чепце-реке. И. Н. Смирнов считал их потомками булгар, имевших торговые фактории на Вятке⁷. И. С Михеев высказал предположение, что бесермяне - крещеные татары.⁸ Но если допустить, что это татары, то возникает вопрос, в какую эпоху они поселились на Чепце-реке? Вероятнее всего, что это были колонии основанные с торговыми целями в период наиболее интенсивного торгового могущества Казанского или Булгарского ханства: булгарские древности находят в захоронениях на Чепце-реке, следовательно, их колонии здесь уже существовали. Влияние булгарской культуры продолжалось и в период Казанского ханства, как доказывает проф. Н. И. Воробьев. Таким образом, в отдаленных колониях, оторванных от своей метрополии дальнейшим ходом исторических событий, можно предполагать сохранение, хотя бы в качестве рудиментов того, что было характерным для эпохи связи с метрополией, т. е. для булгарского периода. Признание существования булгарской колонизации по р. Чепце позволяет объяснить сходство в чувашской и бесермянской одежде, иначе необъяснимое: и та и другая сохранили древний слой, относящийся к эпохе расцвета булгарской культуры и булгарского влияния в Поволжье. Разумеется, в течение столетий одежда не оставалась неизменной, она менялась, отражая жизнь и мировоззрение носителей, но основная традиция покроя, расположение вышивок, окаймление швов красной полоской, характер головных уборов сохраняли основной стиль. Он сохранился у бесермян затерявшихся мелкими поселениями в инородной удмуртской среде как и у чуваш, живших сплошной массой, потому что и те и другие хранили замкнутость полунатурального хозяйства и связанные с ним древние традиции.

За то, что этот стиль рубашки создался в эпоху владычества над Волгой Великой Булгарии, говорит большое сходство чувашских и бесермянских узоров, техники их вышивки и покроя рубашки с рубашками и вышивками в некоторых районах Македонии и Болгарии. На Балканах, как уже упоминалось (см. выше, стр. 70 и след.), существует два приема кроя рубашек: 1) с рукавами, непосредственно составляющими сборы вокруг шеи, соединяясь в шейном вырезе с отрезанными полотнищами, образующими спину и перед; 2) 2-й туникообразный покрой рубашки Между ними есть ряд переходных типов от 2-го туникообразного покроя к покрою со сборчатым воротом и наплечными рукавами. Рубашка со сборчатым воротом имеет аналогию у западных и восточных (не везде) славян. Туникообразная рубашка 2-го типа имеет аналогию на Кавказе, в Казахстане и Туркестане. Прием ее кроя встречается у всех тюркских народов (но распространен и шире).

В Средней Азии рубашка этого типа не носится с поясом; на Балканах, как и в Поволжье, рубашка обязательно подпоясывается, что необходимо при земледельческих работах.

Рубашка дунайских болгар, как и старинная чувашская рубашка, имеет: 1) обязательное подчеркивание продольных швов полосой красной ткани; 2) прилегающий к шее вырез и прямой грудной разрез; 3) носится с прикрывающим этот разрез нагрудником.

Все указанное позволяет предположить, что возникла эта рубашка в полосе развитого земледельческого хозяйства, сохранявшего еще кочевые традиции и связь со степным, кочевым миром, т. е. ту форму хозяйства, которая существовала в Булгарском государстве С развитием земледелия общетюркской рубашке стал необходим пояс. Ношение его легко усваивалось от соседних финских племен, вместе с рядом поясных украшений. Они развивались в двух направлениях: 1) в виде привешанных к поясу кусков вышитой ткани, 2) в виде привешиваемой к поясу шерстяной бахромы с вплетенными в нее раковинами-ужовками, металлическими подвесками и бисером.

В украшениях дунайских болгар мы находим на поясе те же элементы: вышитые куски ткани, шерстяная длинная бахрома, вплетение бисера и раковин.

Также обще им употребление монет в качестве украшений. Его, пожалуй, нельзя было бы рассматривать как общую культурную традицию: оно распространено очень широко и может возникнуть самостоятельно на определенном хозяйственном этапе: когда появляется денежное обращение люди начинают украшать себя монетами демонстрируя богатство. Но самая форма украшений из монет в виде нагрудников с монетами, нашитыми на материю и употребление монет на головных уборах заставляет предполагать общую культурную традицию. Она могла создаться тогда, когда Волга была широкой торговой дорогой, а на берегах ее процветало могучее и обширное государство Великого Булгара Оно создало такой большой толчок в культурном объединении племен, что следы его как круги, расходящиеся по воде растянулись на столетия и сохранились в разных фазах в национальной одежде различных народностей Чуваши лучше всего сохранили стиль этой одежды; казанские татары видимо имевшие многие ее элементы, утеряли их, так как в их культуре наслоилось слишком много позднейших влияний. К угро-финским народам Поволжья элементы болгарской одежды проникали не одновременно и не одинаково у разных племенных групп. Многое в их одежде и в головных уборах, вероятно, относится к эпохе более древней, чем расцвет Булгарского государства. На это довольно ясно указывают высокие твердые головные уборы. Мы уже обращали внимание на их сходство с высокими головными уборами скифо-сарматской богини (см. выше стр 187 и след.) Они создались там, где был культ великой богини-матери, намного раньше чем развилось могущество Булгарского государства. Нам неизвестно, передались ли они в комплекс булгарской одежды или оставались там, где сохранялись следы культа великой богини, вряд ли входившей в пантеон Булгарского государства, так как зарождение ее культа относится к родовому, доклассовому обществу.

Археология в глубокой древности юго-восточной Европы встречается с высоким и твердым женским головным убором двух типов - конусообразным и цилиндрическим. Оба эти типа сохранились у народов Поволжья до XX века, но пути их развития еще неясны...

В головном уборе мордовской невесты мы встречаем поразительное сходство с головным убором, зарисованным путешественником XVII в. у дунайских болгар. Тюрик марийских женщин чрезвычайно схож с македонским сокаем, а головное полотенце чуваш совпадает по орнаменту с болгарским убрусом. Головные покрывала бытуют самостоятельно, но они же образовали, в сочетании с твердым остовом, головной убор сороку, распространенную у русских мордвы, мари, карел и ижор. Головной убор этот - более позднего этапа общественного развития, так как развился из требования закрыть и спрятать волосы замужней женщины-чужеродки, требования, которое могло появиться не ранее развития патриархального рода.

В одежде и орнаменте у народов Поволжья мы отметили черты устойчивого единства, указывающие на глубокий и мощный фактор, вызвавший их развитие. Он не нашел отражения в письменных источниках, но оставил след в культуре народов. Таким фактором могло быть, вероятнее всего, Булгарское государство на Волге.

¹ В. Н. Белицер. Народная одежда удмуртов, заключение.

² И. Д. Кузнецов. К вопросу о происхождении чувашской народности. В сб. статей «О происхождении чувашского народа». Чебоксары, 1957, стр. 121.

³ И. Г. Георги. Описание всех обитающих в Российском государстве народов. СПб., 1799, ч. 1, стр. 12.

⁴ В. М. Черемшанский. Описание Оренбургской губернии.

⁵ Марджани. Мостафад-эль-ахбар. На арабском языке. Т. I, Казань. 1885; т. II, 1900. См. в кн. Н. И. Воробьев. Казанские татары, стр. 243.

⁶ Наши полевые записи, сделанные в 1935 г. у бесермян, к сожалению, погибли во время блокады Ленинграда

⁷И. Н. Смирнов. Бесермяне Вятской губернии. «Труды VIII Археологического съезда в Москве», т. Ill, М., 1897, стр 314

⁸ И. С. Михеев. Несколько слов о бесермянах. ИОАИЭ, т. XVII, вып. I, Казань, 1901, стр. 54.

Женская одежда народов Поволжья. Н.И. Гаген-Торн, Чувашское государственное издательство, Чебоксары, 1960