Исторические судьбы и взаимоотношения двух соседних
народов осетин и ингушей, населяющих центральную часть Большого Кавказа,
изучены недостаточно.
Изучение склеповых сооружений довольно перспективно, ибо
позволяет исследователю судить и о сферах материальной культуры, например:
одежде, украшениях, оружие, предметах утвари. Анализ погребального инвентаря
позволяет сделать вывод о том, что костюм горцев еще в XVIII в. существенно отличался от наших представлений о
традиционном костюме осетин и ингушей. Поэтому абсолютно прав Л. И. Лавров,
считающий, что «ходячее представление о национальном костюме, который будто бы
существовал в неизменном виде в прошлом, основано на недоразумении» (42, с.
6.).
Сохранился и графический материал по одежде ингушей XVIII в., оставленный экспедицией С. П. Палласа. Зарисовку
осетина и ингуша, сделанную в конце XVIII в.,
опубликовал в своей книге Я. Потоцкий4. На осетине короткая в талию
верхняя одежда темного цвета, напоминающая по своему крою бешмет. Подпоясан он
узким ремнем с металлическим набором. Ворот бешмета расстегнут и видна его
подкладка из светлой ткани. На голове невысокая шапка с меховой опушкой.
Обут он в высокие матерчатые ноговицы и чувяки. На ингуше плотно запахнутая
верхняя одежда, спускающаяся ниже колен и подпоясанная кожаным поясом с
металлическим набором, на ногах чувяки, на голове круглая стеганная шапка
темного цвета с узким белым ободком. На рисунке детально передано и вооружение:
«На поясе кинжал в ножнах, на ремне, перекинутом через плечо, висит ружье, в
левой руке круглый щит с металлическими кругами и бляхой посередине, а в руках
длинная сучковатая палка, обитая сверху железом» (43, с. 100).
Любопытно подчеркнуть, что это оружие, судя по
простоте его конструкции, относится к древнейшим видам вооружения. Вероятно, в
далеком прошлом оно имело распространение и среди предков осетин. В частности,
этот вид оружия упоминается и в нартовских сказаниях, что также подчеркивает
его древность (44, с. 73). Отмечу также, что реконструированная номинация его в
вайнахских языках (арц) восходит к ираноязычному словарному фонду и имеется в
современном осетинском языке со значением «копье» (45, с. 230).
Материалы XVIII в.
позволяют представить мужскую одежду осетин и ингушей. Она имела узкие рукава,
закрытую грудь, своеобразные головные уборы, неизвестные уже в последующее
время. Однако склеповый инвентарь свидетельствует о ральности изображенных
одеяний. Черкеска (цухъа, чокхи) из шерстяной ткани с газырницами на груди и
овчинные папахи встречаются в склепах только на позднейших захоронениях (5, с.
94—95; 15, с. 51, 108—109; 38, с. 117—126). Кроме того, до нас дошли
свидетельства очевидцев, которые также подтверждают специфические особенности
одежды осетин того времени (4, с. 42 —43; 32, с. 36 — 37).
Женская одежда у осетин и ингушей по покрою
приближалась к мужской. В комплексе женского костюма отмечены и общие детали с
мужским костюмом: бешмет (куырӕт, гIовтал), штаны (хӕлаф, хеча), сафьяновые или
суконные чувяки (дзабыртӕ, маьчи), ноговицы (зӕнгӕйттӕ,
пезг). Исследователи склеповой культуры часто подчеркивают минимальные отличия
между мужским и женским костюмами (44; 23; 51). Интересно подчеркнуть, что
аналогичная картина была присуща еще в раннем средневековье аланам. Более того,
археологические материалы находят подтверждение в сведениях, записанных
экспедицией Е. Г. Пчелиной в довоенное время со слов знатоков осетинского
традиционного быта (36, л. 33).
Специфической деталью традиционного женского костюма у
ингушей считается головной убор (кур-хаьрс), созданный «только вайнахскими, и в
первую очередь, ингушскими средневековыми племенами (5, с. 203). Можно было
считать этот факт одним из порождений развития ингушского этноса в определенной
экологической и социальной нише, как это было, например, с вайнахскими боевыми
башнями. Однако в Даргавском некрополе были раскопаны два женских головных
убора неизвестных ныне форм. Один из них представляет собой упругий матерчатый
жгут с выступающим утолщением в лобной части и завязками в тыльной, постепенно
суживающейся части. К жгуту-основе пришит длинный колпак из холстины, имеющий
более тонкую подкладку (38, с. 120).
Краткое описание подобных головных уборов есть у Ю.
Клапрота: «Пожилые женщины носят набитые шерстью и покрытые плотно валики,
поднимающиеся кверху и вперед, шириною в руку с небольшим наклоном вверху...
Этот валик называется богтак. От него книзу висит большой белый платок, под
которым часто заплетены волосы (32, с. 161).
Создается впечатление, что описанный убор является
некоей разновидностью ингушского «кур-хаьрса» и, одновременно,
структурно-типологически и функционально совпадает с традиционными головными
уборам и женщин горного Дагестана, известным под общим названием «чухта». В
частности известно, что аварские женщины Ботлихского и Годоберинского обществ
носили чухту (кIамбалъи кIаджа), состоящую из двух составных частей:
«отстроченные чепец, туго набитый спереди шерстью, с ярко выраженными углами —
«рогами», поднимающимися под лбом, и накосник», (11, с. 106). Аналогичные головные
уборы обнаружены в Дагестане в Бежтинском могильнике VIII —X веков (11, с.
110), что свидетельствует о давних местных традициях таких уборов. Эти
материалы позволяют предположить универсальность данного головного убора у народов
Северного Кавказа, в том числе у осетин и ингушей. Косвенным свидетельством их
широкого распространения в прошлом является и современный способ повязывания
косынок (13, с. 157—158).
Говоря о женских головных уборах, нельзя не отметить и
тот факт, что в комплексе свадебного костюма ингушей, в отличие от родственных
им чеченцев, важную роль играла «специально приготовленная шапочка» (23, с.
28). Если вспомнить, что у соседних осетин невысокая плоскодонная шапочка
(чызджы худ) была непременным атрибутом праздничного и свадебного костюмов, то
можно предполагать еще один факт осетино-ингушских этнокультурных контактов.
При этом напомним что обрядовая одежда, в частности свадебная, всегда
отличается особой исторической устойчивостью и этнокультурный обмен в данном
случае свидетельствует об исторической глубине данного факта.
4 В
советское время рисунок был опубликован
Н. Г. Волковой (43, с. 102, рис. 10) и Е. П. Крупновым (5, с. 96, рис.
38).
В. С. Уарзиати.
Осетино-ингушские этнокультурные контакты в материальной культуре
Опубликовано в сборнике
научных трудов «Вопросы историко-культурных связей на Северном Кавказе».
Северо-Осетинский государственный университет, Орджоникидзе, 1985